Длилась поездка в неизвестное довольно долго. Трудно сказать, сколько сот километров осталось позади, но если судить по высокой скорости и по тому, что трижды дозаправлялись горючим, — немало; пассажиров порядком растрясло и укачало. Наконец, остановились на каком-то аэродроме: казарменного вида строение, выкрашенные под серебро ёмкости, антенны, взлётно-посадочная полоса; несколько одно— и двухмоторных самолётов.

Не заглянув в кузов, сопровождающий прошёл в здание и вскоре появился в сопровождении двух лётчиков. Один из них нёс голубую пластмассовую канистру («Шнапс, наверно», — подумал Андрей); второй — объёмистую кожаную сумку. Оба при оружии, причём у одного на ремне, кроме пистолета, болтался ещё и кортик, какие носят морские офицеры. «Морская авиация, что ли? — удивился он. — Зачем в самолёте нож? Впрочем, может, это подарок друга— моряка».

Офицер дал знак шофёру следовать за ними, и машина подрулила к двухмоторному самолёту, скорее пассажирского, чем военного, типа. Вслед за взрослыми ребята поднялись в салон. Андрей с Мартой успели занять места вблизи кабины пилотов — на мягких сидениях; остальные шестеро разместились в полужёстких креслах у окошек-иллюминаторов.

Завертелись винты, то увеличивая, то сбавляя обороты; рокот перешёл в рёв, машина тронулась с места, вырулила на бетонную полосу. Пацаны, впервые в жизни оказавшиеся в самолёте, прилипли к иллюминаторам. После короткого разбега и отрыва от полосы Андрей — он тоже приник к стеклу — почувствовал тяжесть в теле и лёгкий звон в ушах; земля стала быстро удаляться, обзор — увеличиваться. Вскоре деревья стали напоминать кустарник, дома — спичечные коробки, люди и животные — букашек. Затем оказались над облаками, похожими теперь на яркие хлопья ваты.

Сопровождающий сел спереди, спиной к кабинной части самолёта. Какое-то время он разглядывал сидящих поблизости, потом устало смежил веки и, казалось, задремал. Теперь пристальней присмотрелись к нему и Андрей с Мартой. Высокий лоб, холёное лицо, довольно красивое, чисто выбритое. Безукоризненная, словно с иголочки, гестаповская форма; при оружии — пистолет в кобуре из коричневой кожи. Рядом — увеличенного размера кожаный чемоданчик на защёлках.

— Он тебе никого не напоминает? — наклонившись к самому уху, шёпотом спросила Марта.

— Н-нет… А что?

— Мне кажется, это тот, что сидел тогда за столом в классе.

— Я не старался их запоминать. Но если тот, то он должен говорить по-нашему. Надо это проверить…

Подошёл, тронул за колено:

— Пан офицер, не знаете, где тут можно отлить?

Тот кивнул, поднялся и знаком велел следовать за ним. В конце салона открыл дверь в каморку с унитазом, подождал.

— Тебя звать Андреем, не так ли? — спросил по-русски.

— Да, это так… А вы тот, кто был в школе в день нашего прибытия.

— Похвальная наблюдательность! Покажешь остальным, где находится туалет. И ещё: предупреди, чтобы вели себя тихо и спокойно, если кое-что произойдёт на борту; возможно, понадобится и твоя помощь.

— По-онял… А когда это произойдёт?

— Ещё нескоро. Сперва дозаправимся на африканской базе. Возможно, там переночуем. Словом, когда будем лететь над Атлантикой.

Вернулись на свои места, и Андрей, уже без предосторожностей, рассказал Марте о случившемся. Затем, пройдя к Леониду, предложил:

— Идём, покажу, где тут туалет.

— О, и мне невтерпёж, — схватился сидевший с ним Гриша.

— Братцы, у меня важные новости, — сообщил, когда те справили нужду. — Мне только что сказал офицер — он хоть и в гестаповской форме, но, видать, наш… разведчик или сторонник… говорил со мной по— русски… Так вот он сообщил, будто на борту что-то произойдёт.

— Когда? А что — не знаешь? Это опасно? — заволновались пацаны.

— Думаю, что не опасно, хотя и не знаю, что именно. Это произойдёт, когда будем лететь над Атлантическим океаном. А до этого самолёт сделает дозаправку на какой-то ихней базе аж на африканском побережье.

— Ог-го, куда нас несёт! Вот это да!..

— Остальным пока не говорите, чтоб не переживали. А про туалет объявите всем.

В салоне стало прохладно — видно, шли на приличной высоте. В редких просветах между облаками виднелись какие-то города, иногда — речки или озёра, на которые смотреть было неинтересно.

И вот самолёт пошёл на снижение. Земля стала стремительно приближаться — жёлтая, бедная растительностью. Опять бетонная полоса, торможение, остановка. Офицер с одним из лётчиков спустились по откидному трапу вниз. В распахнутую дверь ворвался горячий воздух, и в салоне стало так тепло, что пришлось снять фуфайки. Подъехала заправочная цистерна и довольно долго наполняла баки — видать, очень вместительные. Впрочем, и без того было ясно, что их самолёт — специальный и рассчитан на дальние рейсы.

Военный аэродром с несколькими бомбардировщиками отстоял от какого-то селения примерно в километре. За ним во все стороны простиралась песчаная пустыня с редкими растениями, лишёнными листвы. Солнце тонуло в тёмно-оранжевой дымке; близилась ночь. Сопровождающий сказал Андрею, что ночевать им придется в самолёте; спустился вниз и через непродолжительное время принёс поужинать — хлеб, мясные консервы и сладкий чай. Пилот со штурманом сошли раньше, сам он остался с ребятами.

За иллюминаторами темно хоть глаз выколи, но в салоне белели матово несколько плафонов. Поужинав, уставшие от тряски и длительного перелета юные пассажиры уснули кто где устроился; Андрею с Мартой партизанские фуфайки помогли скоротать ночь даже с некоторым комфортом.