Сюлька никогда не смеялся. Известно, только человеку свойствен смех, животные не смеются, не улыбаются. Поэтому некоторые суховцы утверждали, что Сюлька вовсе не человек, а какое-то злобное животное, имеющее человеческий облик.

Особенно сильно побаивался Сюльку худосочный Гуго Вальтер. Он был уверен, что горбуну ничего не стоит всадить кинжал в спину любому человеку, который ему не понравится.

В числе прочих дел полковник Качке поручил Сюльке выследить «Днепра», за что обещал крупное вознаграждение. Правда, Сюлька только пренебрежительно скривил губы — плевать он хотел на немецкую бумажную макулатуру!

Как ни лихорадило господина Качке от желания поскорее заполучить «Днепра», он не осмеливался грубо подгонять Рихтера, а только просительно говорил:

— Дорогой герр Рихтер, какие есть ваши дела? Нихт вар?

— Я шкашу, когда надо о делах, — шипя, отвечал Сюлька и, получив очередную порцию кредиток, уходил мрачный, молчаливый и злой.

И сейчас он появился в кабинете начальника гарнизона, чтобы наконец-то «шкашать» о «Днепре».

При повторном звуке «Днепр» у господина Качке окончательно выветрились все алкогольные пары настоек, наливок и коньяков. Он даже привстал, вонзаясь взглядом в горбуна, но встретил все те же пугающие, злобные и хищные глаза.

— Вы будет шпрехен правду? — прохрипел он, глотая от волнения сухую слюну. — Нихт вар?

— Я пришел не шутки шутковать, — ответил Сюлька, жуя свои тонкие бескровные губы.

Да, в тот час, после боя, не одни только глаза партизан следили за каждым движением Кирьякова. Была еще пара глаз — злобных и мрачно неподвижных. Они видели и Кирьякова, и партизан, напавших на Кирьякова.

Кажется, в первый раз за всю их жизнь в них промелькнуло что-то похожее на улыбку, это случилось, когда веревка Найды петлей захлестнулась за сук и лишь несколько минут оставалось до того сладостного, волнующего момента, когда ноги повешенного задергаются в предсмертной судороге.

К несчастью для Сюльки, этого не произошло, и опять неподвижные, мрачные, полные злобы глаза продолжали отмечать каждое движение партизан, а слух улавливал каждое их слово.

Поведение Кирьяка и рассказ одного из десантников о дровосеке, спасшем его от фашистских лап, убедили Сюльку, что Кирьяков совсем не то лицо, за которое себя выдает. Сопоставив некоторые факты, он, наконец, пришел к выводу, что Кирьяк и «Днепр» один и тот же человек.

И, кажется, во второй раз за всю свою жизнь и во второй раз за один только день нечто похожее на усмешку скривило тонкие губы Сюльки-горбуна.

Когда партизаны удалились, он не спеша побрел в Сухов.

— Почему вы можете думать, что Кнрьяк есть «Днепр»? — спросил Качке с недоверием.

— Потому шчо шнаю — вот и вшо, — ответил Сюлька своим шипящим голосом. — Шкоро ушнаете и вы… Ушнаете, потому как ваш Кирьяк, побалакав ш партишанами, опять прибудет к вам, как ни в чшом не бывало… Ну, а раш прибудеть, то яшно, шчо он ихний, то ешть партишанский чшеловек…

— Это я буду еще рассмотреть, — попрежнему сомневаясь, проговорил Качке. — Вы можете, герр Рихтер, еще ошибаться… Кирьяк попал к партизанам в плен, и они его будут повешивать…

— А я говорю — прибудеть!.. — стоял Сюлька на своем.

— О, это было бы великое счастие, — потирая руки, проговорил полковник. — Если вы, герр Рихтер, не будете ошибаться, я могу давать вам крупный куш… Нихт вар?

— Чшихал я на ваш бумажный утиль! — скривил губы Сюлька. — Нет, гошподин полковник, ша «Днепра» я хошу получить долларами или чшицтым шолотом… Потому, как пошле войны я в Рошии не оштануш — в Америку шбегу… Вот!..

— Зеер гут, — согласился Качке. — Я утверждаю вам эту награду, если Кирьяк вернется сюда… Гуго!..

Сюлька поднялся и, пхнув рукой замешкавшегося у двери Вальтера, вышел из кабинета.

— Вот что, Гуго, — сказал полковник своему адъютанту. — Поставьте ко мне в кабинет двух автоматчиков… Если Кирьяк придет, мы устроим ему приятную встречу.

Тем временем в землянке командования партизанским отрядом обсуждался план проведения операции № 6.

Слушая Кирьякова, майор Рогов набрасывал на листе бумаги схему расположения каждой бензобашни.

А их было четыре. Глубоко уходя в землю, они выступали на поверхность покатыми стальными куполами, похожими на солдатские каски. Для подрыва нужно было выкопать колодец у каждой башни, чтобы заложить туда взрывчатку. Такая работа потребует много времени и специальных инструментов.

Правда, положение облегчалось тем, что Качке, убежденный в разгроме десанта, отправил назад два батальона войск СС. Все же бензобашни охранялись достаточно зорко, незаметно подобраться к ним и бесшумно заложить взрывчатку — задача абсолютно невыполнимая.

— Опишите, пожалуйста, какие постройки находятся возле башен? — обратился Рогов к Кирьякову.

Разведчик на минуту задумался, в памяти восстанавливая общий план города.

— Прежде всего, установим, — начал он, — что башни расположены в юго-западной части города; башни находятся друг от друга на расстоянии приблизительно 50–60 метров и каждая снабжена своей бензоколонкой. Теперь так; прямо к западу от них, примерно в 250 метрах, стоят фашистские казармы — бывший лабаз. А сразу за казармами — небольшой танкодром, где всегда находится 5–6 машин. Тут же, невдалеке, конюшня с полусотней лошадей, а чуть левее — сарай с запасами зерна, крупы и масла. Если теперь, — продолжал Кирьяков, — от конюшен мы проведем прямую линию к востоку, то окажемся на главной городской площади, к которой примыкает школа, то есть ныне резиденция начальника гарнизона и местное отделение гестапо…