Уэлш: Ты видел? Ну и хорошо.

Коулмэн: Ты слишком строг к себе, и это только слухи что Мик и Морин кого-либо убили, только сплетни. С женой Мика это был чистой воды несчастный случай в результате вождения в нетрезвом состоянии. Это печально, но может случиться с кем угодно…

Уэлш: Это-то с топором, торчащим из её лба, Коулмэн?

Коулмэн: Просто результат пьянства за рулём. А Моринина мама упала с высокого холма, только-то и всего. И, к тому же, она всегда была неустойчива на ногах.

Уэлш: И была ещё более неустойчива, когда мозги вытекали из неё после сильного удара кочергой.

Коулмэн: У неё были проблемы с тазобедренным суставом — это всем хорошо известно. И уж если ты вешаешь обвинения в убийстве, то не я ли должен быть первым из обвиненных? Ведь я прострелил моему отцу голову в упор.

Уэлш: Да, но это же был несчастный случай и у тебя был свидетель…

Коулмэн: Это то, что я говорю. И если бы Вэлин случайно не оказался там и не видел, как я споткнулся и ружьё упало, то весь город говорил бы что я навёл ствол в отца и прострелил ему голову умышленно, не так ли? Только потому, что у бедных Мика и Морин не было свидетелей, все эти дерьмовые глотки судачат о них.

ВЭЛИН возвращается с фломастером и начинает писать буквы «В» на новых статуэтках.

Уэлш: Вот видишь? Ты замечаешь хорошее в людях, Коулмэн. Это то, что я должен делать. Но я не замечаю хорошего. Я всегда возглавляю очередь, чтобы бросить первый камень.

Вэлин: Уж не очередной ли у него кризис веры, будь он не ладен?

Коулмэн: Так и есть.

Вэлин: Нет этому человеку покоя.

Уэлш: Да, потому что мне абсолютно нечего предложить своим прихожанам.

Коулмэн: А не ты ли, как тренер, только что вывел нашу детскую футбольную команду в

Уэлш: Детская футбольная не может восстановить нашу веру в священное служение, Коулмэн. В любом случае, наша команда — это банда штрафников.

Коулмэн: Ничего подобного. У нашей команды хорошая техника.

Уэлш: Десять красных карточек за четыре игры, Коулмэн. Это мировой футбольный рекорд среди девушек. Это, пожалуй, рекорд и среди юношей. Одна девушка из команды Святого Ангела до сих пор в больнице после встречи с нами.

Коулмэн: Если она не готова к перипетиям игры — нечего ей было соваться на футбольное поле.

Уэлш: Бедные девушки даже плакали. Я замечательный тренер, ничего не скажешь.

Коулмэн: Просто они изнеженные скулящие сучки, чёрт бы их побрал.

Лёгкий стук во входную дверь, затем заглядывает Гёлин, симпатичная девушка семнадцати лет.

Гёлин: Вам надо, нет?

Вэлин: Заходи сама-то, Гёлин. Да, я возьму пару бутылок. Сейчас принесу деньги.

ВЭЙЛИН идёт в свою комнату, в то время как ГЁЛИН входит, доставая две бутылки самогона из её сумки.

Гёлин: Привет, Коулмэн. Здравствуйте, Отец Уэлш Уолш Уэлш…

Уэлш: Уэлш.

Гёлин: Уэлш. Я знаю. Не придирайтесь ко мне. Как дела?

Коулмэн: Мы только что положили нашего отца в землю.

Гёлин: Восхитительно. Я встретила почтальона на дороге с письмом для Вэлина.

Она кладёт официально выглядящий конверт на стол.

Этот почтальон влюблён в меня, вы знайте? Я думаю, он не прочь залезть в мои панталоны. Собственно, я уверена в этом.

Коулмэн: Он не прочь — как и всё наше графство Голуэй, Гёлин.

УЭЛШ берётся за голову от таких разговоров.

Гёлин: Наше графство — это как минимум. Скорее всего, весь Евросоюз. Однако этот парень не залезет в мои панталоны на свою почтальонскую зарплату. Это уж будьте уверены.

Коулмэн: Так ты берёшь деньги за вход, Гёлин?

Гёлин: Я обдумываю эту идею, Коулмэн. Почему ты спрашива — ешь? Это будет стоить больше чем пинта пива и пакет чипсов, имей это в виду.