Мф. написано для христиан, которые уже уверовали и хотели укрепить свою веру. В страстных главах евангелист желает раскрыть смысл смерти Христа.

Обращаясь к христианам из иудеев, св. Матфей показывает, как Бог осуществляет Свои обетования — точнее, как эти записанные в Писании обетования исполняются в Иисусе. Один из акцентов: в лице своих вождей иудейский народ отрекся от Иисуса, и обетование отныне принадлежит другому народу — Церкви. Но и она тоже должна быть бдительной, так как всегда есть соблазн и опасность не последовать за Иисусом.

С одной стороны, явно подчеркиваются могущество и власть Иисуса: Он есть Сын Божий; Он знает, что с Ним произойдет. Но в то же время, Он добровольно принимает все, и это все происходит потому, что Он его предвидит. Такую власть дал Ему Отец, и с ее помощью Он мог бы избежать смерти. Но Он добровольно принимает ее, и она знаменует конец времен, устанавливая новый мир, Царство Божие, в котором мы и должны жить.

Рассказывая о заговоре первосвященников (26, 1-5), евангелист отвечает на два возможных соблазна. Во-первых, как Сын Божий может быть предан смерти? Вкладывая слова в уста Иисуса, Матфей показывает, что Иисус Сам направляет события или, точнее, Он властвует над событиями? (Примечательно «тогда» в ст. 3.) Во-вторых, как могли религиозные вожди, которые должны были узнать Мессию, проклясть Его? Евангелист поясняет и этот парадокс: они поступают так, ибо сказано в Пс. 2:

Князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его (Пс. 2, 2).

Стт. 3-4 стилистически близок к словам псалма:

3 Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, 4 и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить (Мф. 26, 3-4).

Писание исполняется в том, что Иисуса покидают ученики (см. Мф. 26, 31), и в том, что Его продали за плату раба (см. Мф. 27, 9). В Иисусе, таким образом, продан Сам Бог — Тот, Кто является высшей жизненной ценностью Ветхого Завета.

В рассказ о суде у римского префекта (26, 11-26) св. Матфей вводит эпизод с женой Пилата. Так усиливается впечатление, что даже римляне признают: Иисус невиновен. Пилат умывает руки, а народ подтверждает свою ответственность за эту смерть:

Кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27, 25).

В Мф. и особенно в повествовании о Страстях отчетливее, чем в других Евангелиях, различим антииудейский подтекст (в этом отношении с ним может быть сопоставимо Ин., хотя его антииудейская направленность имеет более глубокий характер).

Смерть Иисуса знаменует конец истории и начало нового мира (см. выше). Завеса в храме раздралась надвое, земля потряслась, «расселись» камни, святые восстали из гробов и вошли в Иерусалим (Мф. 27, 51-53).

Первосвященники же запечатывают гроб, ставят там стражу (27, 55-61). Но сила Воскресшего сокрушит эти попытки. Правда, все те же первосвященники — ветхий Израиль, не принявший Христа, — по Воскресении распускают слух, что мертвого Иисуса выкрали ученики.

Итак, история просто закончилась, и все? Нет, напротив, Мф. заканчивается началом! В конце ночи смерти занимается заря и свет Воскресения, новой жизни, новой истории. Теперь следует идти и сделать так, чтобы учениками, Церковью стали все народы земли. Христос же пребудет в Церкви до самого скончания века (см. Мф. 28, 19-20).

Подход св. Луки к изложению Благой вести отличается хотя бы уже тем, что свой труд он написал в двух томах: 1) Евангелие (Благая весть об Иисусе Христе и 2) Книга Деяний святых апостолов (Начало истории Церкви как распространение Благой вести). Это обстоятельство — двучастность труда св. Луки — ни в коем случае нельзя недооценивать [763] . Оно не бросается в глаза, а зачастую и вовсе остается в тени, что объясняется несколькими причинами. Во-первых, не всякий читатель Нового Завета сразу может догадаться, что Деян. принадлежит тому же автору, который написал третье каноническое Евангелие (хотя это следует из Лк. 1, 1-4 и Деян. 1, 1). Во-вторых, эти две книги отличаются друг от друга в жанровом отношении. В-третьих, они принадлежат к разным разделам Нового Завета, что отражено и в литургической жизни (Лк. относится к Евангелиям, а Деян. — к Апостолу).

Мы же непременно будем иметь в виду их тесную смысловую связь, хотя, разумеется, Лк. как одна из канонических версий Евангелия имеет и самостоятельную ценность новозаветного первоисточника наивысшей пробы — наравне с Мф., Мк. и Ин. Что же касается Деян., то мы уже обращались к ней, пользуясь ею как основным «справочником» по истории первоначальной Христианской Церкви, когда Предание об Иисусе выражалось и сохранялось в первоначальных устных формах (см. гл. IV). Благо, Деян. не только несет на себе печать писательского труда и богословского творчества Луки, но является добросовестным и надежным историческим трудом.

Об этом удивительном сочетании и о других характерных для трудов св. Луки особенностях пойдет речь в этом параграфе.

Нельзя точно сказать, в каком конкретно месте или даже регионе находилась община [764] , к которой принадлежал и где писал св. Лука (в отличие от свв. Марка и Матфея, о которых мы можем хотя бы приблизительно сказать, что первый писал в Риме, а второй — в Иерусалиме или по крайней мере в Сиро-Палестине). И все же можно с большой долей уверенности представить себе тип той общины, где могли быть написаны Лк. и Деян. Это община, родившаяся среди культурных греков на языческой территории. Такое могло быть, например, в Антиохии (Сирия) или в Филиппах (Македония) — регионах очень различных географически, но во многом схожих по своему эллинскому культурному фону. В этом смысле труды Луки можно причислить к лучшим образцам греческой словесности с соблюдением ее жанровых норм (см. ниже), стилистических требований и языковых особенностей.