– С хорошей бабой свяжешься – плана не будет. С ней прокатаешься, и тогда свои деньги вкладывать придется до плана. Любовь и деньги – две вещи несовместные, ты же знаешь, – ответил Валерий, перефразируя, известное выражение из маленькой трагедии Пушкина, опять налегая по-свойски для Вахитова на грубое слово «баба». Валерий посмотрел на Вахитова в зеркало заднего вида, но тот в тюрьме не сидел, поэтому к чтению по нужде приучен не был и оттого никак не прореагировал на созвучное выражение, которое было сродни словам: «А гений и злодейство – две вещи несовместные». Валерий неожиданно вспомнил, что в лагере сидело чуть больше одной тысячи заключенных, но в библиотеке всегда было безлюдно. Он просиживал подолгу там один за толстыми томами советской энциклопедии, изданной еще до смерти Сталина, в свой единственный выходной день на неделе. Видимо, читать неволя принуждает чуть больше людей, но все равно единицы, как на свободе. Тюрьма дает больший шанс развиться только людям любопытствующим. Первые годы в колонии Бурцев чувствовал, но не мог это выразить словами, что образованность и интеллигентность сродни привлекательности, и это его стимулировало на безудержное чтение книг. Все приятные и красивые для него женщины были интеллигентными и образованными. Сначала, как у всех мало читающих людей, глаза у Валерия слезились, или он невольно засыпал при прочтении первой страницы, но настойчивость и упорство сделали его читающим неотрывно в течение всего светового дня.

Бурцев проехал женщину и прижался к обочине, убежденный, что откажет ей по причине несовпадения маршрута с адресом сменщика. В правое зеркало заднего вида Бурцев видел, что пассажирка идет к машине не торопясь, как бы с достоинством, давая понять, что она не намерена, как все простолюдины, бежать к такси в знак благодарности, что для нее остановились. У Валерия внутри нарастало нетерпение и возникло желание уехать, не дожидаясь манерной дамы.

– Идет, как по собственному огороду! – сказал он недовольно, но остался ждать.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– В третий микрорайон? – спросила строго и не заискивающе пассажирка с густо накрашенными ресницами для ее возраста, как показалось Валерию.

– Нет! – с удовольствием ответил Бурцев и включил первую передачу.

– Возьми-возьми, Валера! Я решил скоро выйти: мне к жене на работу нужно зайти и помочь ей сумки с продуктами до дома донести, – неожиданно сказал Вахитов.

– Тогда садитесь, – был вынужден предложить Бурцев. Он включил счетчик и тронулся с места. Чрезмерный запах сладковатой парфюмерии от пассажирки ударил Бурцеву в нос, и он с презрением отвернул на пол-оборота голову от женщины, чтобы можно было видеть дорогу и не вдыхать неприятные для его обоняния запахи. Женщина была старше Валерия лет на десять, а обильная косметика по его наблюдениям часто присуща незамужним женщинам возрастом давно за тридцать. Валерий посмотрел в салонное зеркало и увидел, что Вахитов на заднем сидении давится от смеха. Ему было смешно, что сменщик нервничает от неже- ланной пассажирки, которую он из лучших побуждений навязал ему.

– Какие шикарные у вас духи! Я нюхал бы их с удовольствием денно и нощно! – сделал комплимент Вахитов. Дама обернулась и, не поблагодарив, посмотрела равнодушно на широко улыбающегося желтыми зубами татарина, и у того тотчас пропал всякий интерес восхвалять пассажирку еще. С его лица медленно съехала улыбка, и он приобрел растерянный вид, но теперь, глядя на него, начал улыбаться довольный Бурцев, как бы говоря Вахитову, что вот тебе за твое «возьми-возьми, Валера». Женщина явно не любила таксистов как класс «народных кровососов». Советские люди больше, наверное, из зависти не любили работников торговли, официантов, таксистов и прочий государственный обслуживающий персонал. Тут же Валерию стало жаль потерявшегося напарника по таксистской доле, и он произнес:

– Не помню, в какой стране, я давно где-то читал, что злоупотребление парфюмерией в общественном транспорте карается тюрьмой.

– Валера, останови. Мне здесь нужно выйти, – сказал Вахитов. Бурцев выпустил сменщика и поехал дальше.

– Почему вы не взяли с него деньги? – спросила женщина, обиженная за свою обильную парфюмерию. Бурцев посмотрел на нее сверху донизу и только сейчас заметил, что ноги у пассажирки в черных колготках ровные и красивые. Теперь она не казалась ему сорокалетней женщиной, и он пожалел о язвительном замечании в ее адрес.

– Это мой сменщик, – ответил Валерий, с опозданием понимая, что сказал глупость.

– У вас в таксопарке принято сменщиков возить за счет клиентов? – спросила с сарказмом женщина, тотчас используя оплошность Бурцева.

– Нет. Не принято. Вы заплатите только половину той суммы, которую набил счетчик за ваш совместный проезд с моим сменщиком и плюс ту сумму, которую набьет счетчик отсюда до вашего выхода из машины в третьем микрорайоне.

– Я заметила, что когда останавливала машину, то у вас не горел зеленый огонек, что значит, как вам известно, включен счетчик. Однако когда я села, то увидела, что счетчик у вас не работал. Вы включили его только при мне! Вы «химичите» со своим счетчиком! Я думаю, вашему начальству будет интересно знать, почему так хитро работает ваш счет- чик, если я напишу жалобу на вас!

– Пишите… Это ваше право… – ответил Бурцев и представил неизбежные последствия жалобы. На зеленом фонарике был до сих пор надет колпачок, поэтому пассажирка не увидела горящий огонек при выключенном счетчике. Начальник отдела эксплуатации после такой жалобы все оценит безошибочно и вызовет непременно его на комиссию контрольно-ревизионной службы, где обязательно в лучшем случае примут решение снять на месяц с новой машины и отправят подметать гараж. Через месяц ему придется садиться вновь на старый автомобиль и начинать все сначала. В худшем случае его могут уволить за недоверие по двести пятьдесят четвертой статье трудового законодательства. Он с большим трудом устроился в таксопарк, куда его долго не хотели брать из-за отсутствия трехлетнего водительского стажа. Минимум три года требовалось любому водителю, чтобы быть допущенным к пассажирским перевозкам. Валерий окончил шестимесячные курсы водителей автобуса, где немедленно получил право возить по сто пассажиров, а в такси ему было не положено возить максимум четырех человек без трехлетнего стажа. Этот ведомственный нормативный казус он преодолел благодаря родственнику, который был знаком с начальником таксомоторного парка, и это помогло ему устроиться водителем такси с недостаточным водительским стажем. При оформлении в отделе кадров его спросили, почему он не служил в армии, и он, шутя, ответил, что такие люди, как он, в тылу нужны. Пожилая якутка, начальник отдела кадров, с желтушным лицом китаянки и с пронизывающим взглядом, немедленно поняла и связала два обстоятельства: небольшой рабочий стаж в трудовой книжке и краткие противоречивые строчки в военном билете – «не служил», но «годен к строевой службе». Она легко догадалась, что у парня имелись проблемы с законом. В такси судимым работать было запрещено, и начальница, закурив папиросу «Казбек», с его заявлением пошла к руководителю, желая убедиться, что тот настаивает на трудоустройстве нового водителя. Пока она ходила, Бурцев стоял и ждал, потеряв всякую надежду на денежную работу в такси. Каково же было его удивление, когда она вернулась и сказала, что оформляет его на работу, но он должен знать, что это делается вопреки всем приказам по транспортному управлению, и поэтому он должен работать без единого замечания. Валерию было не очень понятно, на что именно намекает якутка – на судимость или на недостаточный стаж. Еще тогда Бурцев подумал, что с его нервами он вряд ли долго проработает без претензий со стороны пассажиров. У него не имелось никакой приличной специальности после освобождения, а от грязных и мало оплачиваемых работ он устал безмерно в лагере и в первые три года после освобождения. Если сейчас его уволят за жалобу, то ему придется искать новое место работы. За два года в такси он успел скопить две тысячи рублей, и этих денег ему должно хватить надолго, рассудил он. Триста рублей в месяц он сможет заработать за рулем автобуса, успокаивал он себя, но в душе понимал, с сожалением, что после такси ничто равноценное найти не сможет. «Кто в Советском Союзе поработал в такси, тот не сможет больше нигде работать!» – вспомнил он утверждение старых таксистов. Действительно, кто привык помимо ежемесячной зарплаты получать приличные по советским меркам деньги каждый день в виде чаевых, тот после увольнения из такси в течение года непременно возвращался обратно, тоскуя по веселой жизни и по свободным деньгам в кармане.

Бурцев понимал, что перед ним человек, которого трудно будет разжалобить, да еще после его язвительного замечания о ее парфюмерии – он чувствовал таких вредных и обиженных судьбой женщин. Все-таки он решил попросить прощения и убедить пассажирку не писать жалобу.

– Женщина, простите меня ради бога, за мою некрасивую шутку… Я не хотел вас обидеть… – с трудом выдавил из себя Бурцев. В лагере он понял, что лучше один раз унизиться, чем остаться гордым, но потом терпеть унизительные условия жизни бесконечно долго, как после его скромного молчания на суде. Валерий предоставил суду возможность самому установить его невиновность, без активного доказывания своей непричастности к преступлению.