Мир устроен так, что у человека помимо всякого лишнего имеется еще и хозяйство интимное. С этим хозяйством у владельцев портвейна проблем не возникло никаких. Они им хозяйствовали, хозяйством и портвейном, по принципу сообщающихся сосудов. Зато у нотариуса, при наличии декоративной собачонки Марты, такие проблемы возникали систематически. Там не было туалета.

А маме как раз понадобилось в такой туалет. И адвокат Татьяна Николаевна повела ее в бывший кинотеатр «Стереокино», который теперь почему-то отзывается на слово Union.

На оградке у входа сидела мерзкая билетно-контрольная вошь с наружностью бронепоездной комиссарши, и мне было стыдно, что я спрашивал у нее огоньку. Билетно-контрольное животное заревело слоном, и при пустом-то зале, показывая улучшенное качество стереозвука. Стерео-долби ревело, что писяют исключительно те, кто смотрют, а именно зрители, и не пустила маму, а адвокат Татьяна Николаевна сказала, что да вот, мы вон оттуда, и показала рукой на окно второго хозяйствующего субъекта, нотариуса.

Но их обоих выставили, стуча ногами.

Не разрешив улучшить качество стереозвука посещением туалета.

Тогда Татьяна Николаевна пошла к своему хозяйствующему субъекту, где доложила о конфликте, и хозяйствующий нотариус ответил, что если так, то их нотариальная контора не будет обслуживать сотрудников кинотеатра Union.

И те останутся в бесправовом пространстве.

Между интимными хозяйствами еще и не такие скандалы бывают.

Из деревни Жабны позвонила дочка.

– Как дела? – спрашиваю.

– Да вот, – отвечает. – Только что вернулись с поминок.

– Это с чьих же?

Жабны не славятся долгожителями.

– Да дедушкин друг умер, дядя Леша.

– От чего же?

– От водки, от чего же еще!

И вот теперь наступили поминки.

Очень жарко, но речка ужасно грязная, и купаться нельзя, а пруд, который тесть выкопал экскаватором, почему-то теперь вообще не звучит.

Тесть и прочие закодированные потянулись помянуть покойничка: смотреть «Марш Турецкого», а дочка пошла одна играть в мячик.

Я долго потешался над масонами, оккупировавшими мой двор, едва там появились скамейки с урнами и юными рябинами.

Особенно над одним.

Он дневал там и ночевал.

Нынче мы волею обстоятельств познакомились. Я давно подозревал, что потешаюсь над собственным будущим.

Еще зимой на босу ногу он аскал у меня десять копеек на боярышник, но я не давал и посылал его на хер в бессменной шапочке-пидорке. Они у нас были примерно одинаковые. Но посылал его я.

Нынче все изменилось.

Мы подружились.

Я вошел в собственный двор.

Испитой незнакомец рассказал мне, что его зовут пенсионером Павлом.

Больше мне ничего нет удалось выяснить.

Пришел его татуированный друг, два года как от хозяина, и приказал мне исчезнуть в течение пяти минут, потому что прибыли заодно еще две, с позволения выразиться, женщины.

«Лохи, лохи, лохи, лохи, бляди, бляди,» – было написано на скамейке.

Я ушел через одну минуту.

Мой двор мне не двор.

Я вообще чужд социуму.

Пятачок возле метро Площадь Восстания – просто храм Афродиты какой-то.

Рожа у меня такая, что ли?

За 20 минут, что я там простоял, мне предложили услуги три дамы.

Да согласись я на всех троих в такую жару – не спас бы никакой бисептол.

– Мужчина, хотите отдохнуть? – спросили однажды у поэта Лейкина.

Тот удивился:

– Да я не устал…

Дорогие друзья!

Неожиданно для себя в беседе с одним очень знающим и подкованным человеком я выяснил, что этому человеку неизвестна игра «Хмурые лица».

Я расскажу вам суть игры, потому что считаю это одним из долгов, которые должен отдать человечеству. Женщинам и детям читать не рекомендуется, а последним не стоит даже играть. Я предупредил.

Итак, вообразите себе шикарный мужской клуб. Сигары, фужеры, лакеи, укрытый зеленой скатертью стол.