Младший Шрамов находке крайне удивился и не мог ничего сказать, только Лерман заметил, как несколько раз скользнул взглядом Пётр по Вере.

Ольга открестилась:

– Я почём знаю, откуда у Петра это, – она указала рукой на бутылочку.

Лерман приказал взять младшего Шрамова под стражу и везти на Большую Морскую, сам же направился к Миланье Хивриной, которая, как оказалось, изнывала в неведении. Слухи разносятся быстро, вот и её рассказали, что в квартире Шрамовых обыск, что они всем семейством Тараса то ли удавили, то ли отравили. Вот она и встретила сыскного агента у порога, нетерпеливо провела в комнату, явно намереваясь что—то спросить. Но Пётр Павлович её опередил, наблюдая за поведением завистливой бабёнке.

– Дело закончено, – сказал чиновник по поручениям, – не поверите, но яд найден у Тарасова сына, – сам же наблюдал, как ведёт себя Миланья, которая взирала на Лермана широко открытыми глазами.

– Да не может такого быть, – качала головой женщина, явно обескураженная принесенной Пётром Павловичем известием. Из чего тот заключил: не она.

– Такова сыновья любовь, – всё—таки продолжал подливать масло в огонь сыскной агент.

– Не мог сын Тараса злодейства совершить, не мог. Хотя и не очень ладили они иной раз, но Пётр почитал отца.

– Зачем же тогда бутылку прятать у себя?

– Дак—то, видимо, Олька подсунула, чтобы наследством не делиться. Она ж, сука, Петьку ласками одаривала, вот и имела возможность подсунуть ему отраву.

– Вполне возможно, но не доказать такого деяния, не доказать, – посетовал Лерман. Миссия была выполнена, если Миланья подлила настой болиголова в стакан Тараса, то не имела бы желания выгораживать Петра, не в её интересах, а так…

Снова сыскной агент упёрся в те же самые лица, хотя нет, теперь он исключил из списка Миланью, Петра и Веру, оставалась жена и любовница.

Сенчиков встретил сыскного агента с улыбкой на лице и приосанившимся, словно подрос на пару вершков.

– Здравия желаю, господин Лерман!

Пётр Павлович только кивнул в ответ.

– Стало быть, Петька – паршивец отцу помог.

– Так.

– Никогда бы не подумал, стало быть, что сын, – голова качалась, как у китайского болванчика, – родного родителя.

– В сыскном деле я не того насмотрелся.

– Это верно, стало быть.

– Ты, Степан, многое знаешь, многое видишь, что подвигло Петра на смертоубивство?

– Чужая душа – потёмки, стало быть, но мыслю я, что деньги, стало быть, тому виной, жадность. Всегда человеку, стало быть, мало, – и сверкнул глазами.

– Да, деньги многому виной, тем более, когда их надо возвращать, – медленно проговорил Лерман.

– Стало быть, убивец пойман, – дворник вытер нос рукавом.

– Да куда ж ему деваться? – Казалось Пётр Павлович был удивлён словами Сенчикова, тут же посмотрел в лицо собеседника и вкрадчивым голосом произнёс, – что ж ты, Степан, меня обманул, что Тараса в день смерти не встречал?

– Дык я, стало быть, – и не закончил начатого.

– Видели тебя у сарая, – Лерман достал из кармана портсигар.

– Дак быть того не может, – дворник побагровел.

– И главное не один, а двое.

– Не думал я, что, стало быть, да шутите, господин Лерман, кто меня там мог видеть?

– Не только видели, – Пётр Павлович хотел проверить свою догадку и не очень заботился о правдивости своих слов, медленно затянулся и с некоторой паузой выпустил сигаретный дым изо рта, – именно, не только видели, но и слышали, как один человек, – сыскной агент повертел головою, оглядывая с головы до ног и обратно дворника, – в сюртуке и тёмном фартуке угощал именинника и в то же время приговаривал «стало быть».

Степан метнул на Лермана злой взгляд.

– Всё равно, ста… – запнулся на полуслове, губы задрожали, как и голос, – убивец пойман и отраву у него нашли.

– Не отрицаю, пойман и нашли, но чую я, что в твоей дворницкой найдутся тысячи три ассигнациями и посуда, в которой ранее был сварен болиголов. Знаешь, как нынче полицейские работают, у—у—у, – протянул Лерман, – в миг распознают.

Метла выпала из рук Степана. Было видно, плечи поникли, но бегающие глаза и мелкая дрожь тела указывала на то, что дворник в растерянности – бежать или оставаться на месте.

– Не советую, – усмехнулся Лерман, – далеко не убежишь.

Как и предполагал чиновник по поручениям, Сенчиков не стал далеко прятать деньги, когда—то одолженные у старшего Шрамова, да и кастрюльку, в которой он варил смертельное зелье, не стал выбрасывать, то ли от жадности, то ли от того, что могла пригодиться.

Вечером Путилин допытывался у молодого коллеги, как тот догадался, что убийца дворник.

– Иван Дмитрич, меня насторожило заявление Сенчикова полицмейстеру. Что—то в нём мне не понравилось. Потом я понял, как Тарас не мог только одному Степану пожаловаться на родных, ведь иной раз убиенный навещал Наталью Фигову, а значит, волей—неволей мог ей рассказать о своих подозрения, а она ни словом об этом не обмолвилась. Потом Ольга, Тарасова жена, на дух Сенчикова не переносила, а значит, зная это, старший Шрамов запросто мог выпить чарку у сарая, когда рубил дрова, со Степаном. Ну и то, что в день похорон дворник мог пройти в комнату и подбросить бутылочку, это тоже было на руку убийце. Но самое главное, что перебирая всех, кто находился в квартире, я понял, что никто не мог совершить злодеяние, потом всплыли заёмные деньги. Ну и последний разговор с Сенчиковым, окончательно меня убедил в его виновности.