– Прошу, – хозяин отступил в сторону.

Миша не терпел таких людей, но по службе приходилось довольно часто сталкиваться, поэтому на лице не появилось выражение раздражения, а просто спокойное выражение, не показывающее абсолютно ничего. При том Жуков не собирался долго рассиживаться, но все—таки зашел в гостиную, в которую провел его хозяин, чтобы убедиться – хозяин одинок, педантичен и к тому же самовлюбленный франт. Так и оказалось, каждая вещица стояла ровно, ни одного лишнего предмета, ни соринки, только стерильная чистота, как у докторов в операционной комнате.

Достал из кармана фотографическую карточку и протянул Севушкину.

– Вы когда—либо видели этого человека?

Хозяин взял протянутое и внимательно всмотрелся в лицо.

– Кажется, да.

– Извините, кажется видели или точно видели? – голос Миши был строг и сух, как у профессора принимающего экзамен у нерадивого слушателя университетского курса.

– Да. – после некоторого колебания произнёс Севушкин, – да, именно с этим господином вчера около двенадцати часов я столкнулся в дверях, он даже посмел меня толкнуть и не извиниться, с возмущением добавил Севушкин.

– Именно он? – переспросил Жуков.

– Я хорошо помню, это был молодой человек, запечатленный на карточке.

– Но было темно?

– Нет, у нас горит фонарь и его лицо я отчетливо видел в свете горевшего пламени.

– Хорошо. Значит, этот господин.

– Этот, этот, – Севушкин ткнул указательным пальцем левой руки в фотографическую карточку, правую держал в кармане домашней куртки, – я ошибиться не мог.

– Благодарю за помощь, – Миша хотел улыбнуться, но сдержался, пряча фотографическую карточку в карман, – разрешите откланяться.

Ответных слов он уже не слышал.

Дворник тоже признал запечатленного на карточке господина, которого видел почти в двенадцать, идущего от флигеля с узлом в руке.

Дом на Малой Итальянской находился почти на углу с Литейным, пятиэтажный, желтого цвета с большими окнами. Арка с четырьмя колонами вела во двор. По давнишней привычке Миша поначалу решил осмотреться, мало ли чего. Поговорить с дворником об Устинье Михайловой, а уж потом, буде на по позволение Господне, заглянуть на огонек.

Дворник, татарин с редкими волосами под носом и реденькой бородкой. Оказался словоохоч. Такие и нужны для сыскного. Миша улыбался, слушая рассказ о жителях дома, но никак до Устиньи дело не доходило. Уже миновало повествование о жильце с третьего этажа, который хоть и смирный, но каждый день чуть ли не на коленях приползает из трактиров домой, о девице с пятого этажа, которой намедни устроил скандал молоденький мичман, застав у нее в гостях какого—то статского господина.

С несколько минут Жуков послушал, но терпение имеет границы. Поэтому остановил жестом и спросил прямо:

– То, что я скажу, не должно стать достоянием молвы, поэтому, – теперь он погрозил пальцем дворнику, как давече ему Иван Дмитриевич, – в доме живет девица Михайлова.

– Устинья? – тихо произнёс дворник, на шаг приблизился к Жукову.

– Устинья, – подтвердил Миша, – вот меня интересует ее персона.

– Девка справная. Никого в квартиру не водит, окромя сестры никто ее не навещает.

– Ксении?

– Совершенно верно, Ксении.

– И более никто?

– Никто, – приложил руку к груди.

– Что еще о ней расскажешь?

Ответ дворника Миша не дослушал, к арке подъехал экипаж и из него, озираясь, вышел первым Митрофанов, который подал руку барышне и они направились в дом.

– Вот и Ксения, – в удивлении произнёс дворник и показал рукой в сторону идущих девушки и мужчины, Миша повернулся к ним спиной и грозно прошипел:

– Руку опусти.

Дворник пошел красными пятнами и, подчиняясь словам сыскного агента, отвернул взгляд в сторону.

– Куда они направились?

– Наверное к Устинье, она там живет.

– Видел ли когда молодого человека ранее?

– Никак нет, – закачал головой, как вошедшие в моду китайские болванчики.

– Теперь тихонько беги в участок и скажи, что агент сыскной полиции караулит преступника и ему необходима помощь для задержания. Понял?

– Так точно, – голос дворника стал серьезным и он посеменил за подмогой.

Жуков остался стоять у арки, рассматривая парадные двери и. досадуя, что некого приставить к черному входу. Вдруг Митрофанов решит уйти тем путём? Досадно, Миша даже прикусил губу, мысленно поторапливая полицейских и превознося молитву, чтобы Лютый не спешил выходить из дому. Видимо, решил затаиться.