Любовь и предательство, жизнь и смерть, и душа у моря страстей и соблазнов человеческих… Сборник рассказов и повестей. Привет читателю!
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Человек у моря
Девятый вал
Море встретило их батальным громом. Такого шторма Максим еще не видел, хотя проводил каникулы на побережье не первое лето. К берегу мчались крутые, в полтора этажа высотой волны – малахитово-зеленые, длинные, до километра, они гнали перед собой глубокие овраги, вставая над ними стенами, которые то тут то там обрушивались и разрушение, начавшись, с грозовым раскатом ширилось вдоль всей волны. Максим невольно вспомнил прочитанное где-то: всего кубометр воды весит тонну! – и похолодел, лишь попытавшись представить себя на миг т а м, под падающим гребнем и почувствовал себя комаром, который пришибают ладонью.
Море, сколько хватало глаз, ходило ходуном, но странен был этот шторм небом, безоблачно-синим, с зеленцой по краям. С юга дул непрерывный, упругий ветер, но ветер теплый, и тут и там на узенькой полоске пляжа, которую не заливало, расположились загорающие.
Взбаламученная желто-коричневая вода у берега пенилась как после стирки, прибойную волну подмывали мчащиеся назад потоки, она становилась все круче и выше, изгибалась вогнутой гладкой лопастью и с залпом, от которого вздрагивал воздух, обрушивала свои кубические тонны, мчалась вперед на несколько десятков метров крутящимся белым вихрем, вначале опасная, выше человека, но с каждым мгновением теряя силу, становясь все меньше, исходя на нет ядовито шипящим пенистым языком и дети с восторженным визгом, смачивая в нем ноги, бежали прочь.
Отец Максима опустив сумку расстелил полотенце, прижав по углам камешками. Лазуткин расположился рядом. Сняли обувь, и разделись до плавок. Лазуткин вытащил из сумки брякнувшие шахматы.
– Играете? – оценивающе прищурился он на доктора.
– Да, как сказать… – неохотно пожал плечами и смущенно улыбнулся доктор: в последний раз он держал в руках шахматы много лет назад во время турниров на лавочках в городском парке имени Талалихина.
– Ну, я тоже не гроссмейстер, – скромно заметил Лазуткин, высыпал фигуры на полотенце и, раскрыв доску, принялся не спеша расставлять.
Шальная волна замочила край полотенца и доктор с Лазуткиным переместились чуть дальше от воды. Лазуткин осторожно перенес шахматную доску на новое место и вопросительно взглянул на доктора. Доктор скептически посмотрел на стоящую перед ним шахматную доску, вздохнул.
– Ваши белые, – подбодрил Лазуткин, – ваш ход!
Доктор взглянул на море: оно не обещало купания. Заставив себя сосредоточиться и отвлечься от шума волн, он двинул пешку вперед – банальное Е-2, Е-4. Игра началась.
Максим смотрел на море. Два здоровенных мужика кокетничали с прибоем, соревнуясь кто зайдет дальше. Вот одному, что повыше, катящийся бурун достиг пояса. Хохоча он плюхнулся в пену и его понесло на берег. Другой, поменьше и поотчаянней, забежал туда, где вал оказался выше плеч, невольно съежился, подставив бок и в следующий миг удар свалил шутника. Он исчез среди мчащейся на берег пены, замелькали – рука, нога, голова и, наконец, проступила отчаянно барахтающаяся фигура. Вскочив, человек попытался удержаться в обратном потоке, клокочущем вокруг колен, сделал шаг к берегу, упал, снова вскочил. Мелькнуло глупо изумленное лицо, рука натягивала сползшие на бедра плавки, но не успел он распрямиться, как следующая волна сокрушила его, перевернула пару раз и он оказался распластанным на камнях. Не дожидаясь очередного удара, мужичок подпрыгнул, стремительно как насекомое, заскакал прочь от воды, держась за ушибленные бока. Его товарищ, наблюдавший эту сцену, хохотал от души.
Лазуткин вывел вперед коня. Первые ходы он делал, почти не думая. Стратегия была обычной: сосредоточить удар на одной клетке, создав угрозу пешке, притянуть к ней силы противника для ее защиты и, опережая с самого начала на ход, провести размен так, чтобы создать перевес на фигуру, а затем, не теряя инициативу, путем ряда простых разменов, после каждого из которых значение лишней фигуры будет лишь математически возрастать, прийти к победе. Конечно, доктор был дилетант, натренированный же и дисциплинированный математическими операциями мозг Лазуткина всю игру мог держать в неослабном внимании каждую клетку доски. Однако, доктор действовал чрезвычайно осторожно, после четвертого хода довольно ловко избежал провокации и Лазуткин задумался.
Максим прошелся вдоль берега и остановился. Море страшило и притягивало одновременно. Ни одного пловца! Ветер дул в лицо, вода заливала ноги по щиколотки. При таком волнении невозможно было бы даже спустить на воду спасательную лодку: такой накат вышвырнет ее не берег при первой же попытке, да и окажись лодка в море, ее сразу перевернет и зальет, настолько волны крутые и частые… А ведь волны среди которых плавали герои прочитанного рассказа были не меньше!… Вот одна, всем волнам волна, неумолимо надвигается, вспухая и темнея, перекрывает горизонт рваными краями вот она уже почти с двухэтажный дом, вот отвесный гребень с громом обрушивается и тяжело, протяжно рушится вдоль всего вала… Максим представил себя там в яме и ощутил собственную незванность, незначительность. Горожанин, он и не знал, что стихия может пронять до озноба… А вот те пловцы просо ныряли под такой гребень и появлялись с другой стороны целые и невредимые, перехитрив эту слепую силу!
Мало помалу игра захватывала доктора. После удачного отражения атаки он приободрился. По-прежнему тревожила загадочная фигура коня, держащая под боем центр доски. Но непосредственная угроза миновала. Однако пассивная оборона требовала слишком большого напряжения, приходилось просчитывать в уме последствия каждого хода Лазуткина, который уже предпринял новую атаку, двигая пешку на правом фланге. Лазуткин играл сосредоточенно и методично, теперь он понял. что победа не придет слишком просто, хотя в том, что она придет был уверен – доктор играл слишком осторожно и надо было дождаться от него единственной, неизбежной для дилетантов ошибки.