Мое взросление можно описать несколькими словами: учился—влюбился—чуть не женился… После того, как дама сердца не дождалась меня из армии, я напрочь разочаровался в представительницах противоположного пола и стал циничным пользователем женских тел. Лены, Кати, Маши… чтобы не путаться, я украдкой писал на тыльной стороне руки имя той, что заблудилась между простынями моей постели. Я дал себе клятву: останусь убежденным холостяком, пренебрегающим священными узами брака до конца своих дней, но однажды со мной произошла престранная история…

Я ехал в поезде. Скучно—душно—храпно-грустно – так бы я охарактеризовал путешествие по железной дороге, превышающее по времени световой день. Я вынужден был общаться с теми, кто мчится по великой и могучей стране в дом «на краю земли» – в удаленные от столицы населенные пункты. В скуке есть мука. Страдает и зевает весь организм. Мое главное развлечение в поездке – курение в тамбуре. Предлагал один товарищ сообразить на двоих в вагоне ресторане, но я тактично отказался, предпочел, подавляя зевоту, рассматривать пейзажи русской природы на холсте окна. Зрелище унылое и мало впечатляющее. Величие ландшафтов, воспетое литературными классиками, лично меня не вдохновляло и не завораживало. Возможно, я слишком черств и примитивен.

Самый страшный момент в поездном временном пространстве, когда пассажиры начинают уничтожать продукты питания, прихваченные с собой в невероятных количествах. От зловония копченой курицы и завариваемой лапши хочется выброситься из вагона. Это как цепная реакция, откуда-то повеяло трапезой и вот через мгновение чавканье раздается во всех частях вагона. Чтобы избегать навязчивых запахов, я питался исключительно в ресторане. Процесс приема пищи я растягивал, как мог: тщательно пережевывал не особо свежие блюда, но время-истязатель отказывалось прибавлять ходу, оно шло также размеренно, как вяло раскачивающийся состав.

Неспокойная старушка – соседка по купе – задалась целью спасти меня из омута откровенной скуки, она услужливо предложила книгу, но я отказывался мучить себя буквами. К чтению у меня стойкий иммунитет с детства (исключение составляют специализированные издания, связанные непосредственно с моей работой). За отвращение к художественным текстам не устаю благодарить нашу «литераторшу», благодаря которой желание трогать бумажные листы, испачканные чьими-то мудрыми мыслями атрофировалось напрочь. У нее были усы и тройной подбородок. Громоздкая тетя, которую мы прозвали «колобчиха», на уроках говорила со сладострастным причмокиванием. Каждое повествование о писательском шедевре превращалось в «эротическое» шоу, училка так входила в раж, что казалось вот-вот начнет раздеваться. Урок литературы был пыткой для мальчишеской части класса. Самое злостное проклятие в те времена звучало так: чтоб твоя жена была колобчиха. Со времен душителя-чердачника я оставался человеком впечатлительным. Старался избегать девушек с формами, выбирая в эскорт преимущественно бледных худышек с признаками анорексии. У меня был животный страх, что однажды я влюблюсь в ту, что осчастливит меня многокилограммовым соседством на одной жилплощади.

Под стук колес нападает хандра и почему-то вспоминаются не самые приятные события минувших дней. Меланхолия – приложение к билету на поезд. Старушка не оставляла попыток развлечь меня, она достала потрепанную колоду карт, многозначительно потрясла ей и предложила сеанс гадания. Я начал было отказываться от глупой затеи, мне не хотелось ничего знать о туманной перспективе, я жил сегодняшним днем и меня это вполне устраивало! Старая ведьма, выслушав мои доводы не в пользу ее картежных навыков, небрежно проронила:

– Трусость – слабость. А вот если предупрежден, то вооружен.

Естественно, при упоминании слова, в котором корень «трус», я поторопился согласиться пролить свет на мое темное будущее.

– Страх – искаженное зеркало, – проскрипела она. – Зеркало бить не к добру. Лучше заглянуть страху в лицо.

Я одобрительно кивнул, однако не понял ни слова из сказанной ею белиберды. Бабка трясла колодой и что-то нашептывала. Я наблюдал за идиотским ритуалом, подавляя зевоту. Гадалка, наконец, разложила карты и какое-то время внимательно их рассматривала, затем начала выдавать пророчества, первое из которых звучало так: «Твоя судьба в твоих руках!». Будто я и сам этого не понимал! Она предупредила об опасности и нечаянном интересе, благодаря которому я получу в жены девушку, которая изменит мою жизнь. «Тоже мне открытие! – злился я мысленно. – Неужели бывают особи женского пола, которые не меняют нашего привычного холостяцкого существования после женитьбы?!». Старушенция смотрела на меня с превосходством, будто ее подержанная колода обладала властью над человечеством. Она «напела» про богатство вдруг свалившееся мне на голову (я как раз ехал оформлять в собственность квартиру, оставшуюся после кончины родителей) и постучав кривым пальцем по червовой даме, заговорщически добавила:

– Думай головой, не позволяй страстям возобладать на твоей жизнью, иначе выбор сделают за тебя.

К тому моменту я устал от банальностей, произносимых престарелой мошенницей. «Разве может кто-то сделать за меня выбор?! Я – хозяин своей жизни и мне не нужны глупые гадания, якобы предостерегающие от жизненных оказий!», – эти слова я мог бы выплюнуть в лицо старухи, если бы в купе не было миловидной девчушки – внучки гадалки. Я сдержано поблагодарил пожилую соседку по купе и хотел было вскарабкаться на свою верхнюю полку, но скучающая юная барышня протянула мне карандаш и вежливо попросила что-нибудь нарисовать в ее альбоме, оголив в улыбке полубеззубый рот. Я, конечно, не художник, но имею пристрастие к рисованию. Будучи безусым юношей, я увлекся комиксами и испачкал огромное количество бумаги своей фантазией. Кровавые истории про жестокого мстителя с серпами вместо кистей забавляли не только друзей. Среди школьной детворы появились почитатели моего таланта и они с нетерпением ждали свежих приключений ущербного героя. В армии мои художества тоже было востребованным – малевал наколки дурням—солдатам. За скромное вознаграждение они получали «клеймо» на долгую память.

– Что тебе нарисовать? – уточнил я у маленькой заказчицы, но она лишь растерянно пожала плечами.

Я взял ее альбом, карандаши и сосредоточенно начал делать набросок. Я рисовал вдохновенно, чувствуя себя настоящим художником, который по велению таланта воспроизводит нечто особенное. Юная соседка по купе заскучала и развлечения ради принялась жевать кусок колбасы, отрезанный заботливой бабушкой. Когда моему творческому порыву были преданы очертания, я самодовольно показал готовый рисунок девчушке.