Но лишь увещевания епископа подействовали на разгневанного князя. – Нечего тебе ссориться с чернью, сын мой! – сказал владыка. – Невелика радость от такой победы! У тебя немало служилых людей: они сами справятся с лесными татями!

Пришлось с этим смириться. Князь собрал свою дружину, поговорил с воинами и выделил самых лучших из них на подкрепление полусотенному отряду приставов, возглавляемому княжеским мечником Сотко Злотковичем. Последний уже на следующий день после прибытия смоленских посланников выехал на поиски разбойников и уже через два дня сумел, обеспечив надежную разведку, найти стоянку непримиримых «крамольников». Окружив «лютых татей», брянские воины и приставы беспощадно их перебили, закопав тела убитых в наскоро вырытой общей могиле, чтобы «не волновать злую чернь» и вернулись к своему князю с отобранными у разбойников «пожитками и серебром». Князь разделил захваченную его людьми добычу между участвовавшими в походе победителями и настрого приказал им никому о своем успехе не рассказывать. Одновременно он усилил свои «летучие дозоры», добавив в них самых лучших дружинников и, обеспечив ежедневный бдительный объезд окрестностей города, добился восстановления порядка на дорогах.

Но в городе все еще было неспокойно. Даже до княжеской крепости, порой, доносились крики беспокойных горожан, поносивших брянских бояр и призывавших к вечу. – Слава могучей Литве! – кричали по вечерам даже на Красной площади. – Смерть проклятым боярам!

Но когда княжеские приставы кидались туда, откуда доносились крики, злоумышленники, поддерживаемые многими горожанами, успевали убежать, а затем кричали вновь и вновь уже в других концах города.

– На всяк роток не накинешь платок! – решил князь и махнул на это рукой.

И, тем не менее, однажды княжеские приставы сумели поймать злоумышленника, который, не взирая на шедшую по площади стражу, осмелился выкрикивать здравицу Литве и «славному князю Ольгерду». Оказалось, что это был местный дурачок, кормившийся у Спасской церкви. Когда его привели к князю и поставили «перед грозными княжескими очами», дурачок лишь пел отрывочные молитвенные песни и корчил рожи.

Князь посмеялся и повелел «прогнать этого стручка вон, без побоев» и, как ни удивительно, крики, нарушавшие тишину города, прекратились.

Но на смену городским беспорядкам пришла другая беда. Княжеские ключницы Ярина и Тешана возненавидели свою соперницу – красавицу Дубраву! Больше всех возмущалась Ярина. Пылкая, сильная молодая женщина требовала от князя убрать молодую девушку из охотничьего терема! – Зачем тебе эта нечестивая девка? – возмущалась Ярина на ложе. – Она – дочь подлого мятежника и смерда! Если ты не прогонишь эту мерзкую суку, княже, я сама ее порешу!

Тешана же, несмотря на то, что не говорила «грозных слов», тоже не раз хулила Дубраву, пытаясь очернить ее перед князем. – У нее ведь нет ни таких жарких глаз, как у Ярины, – бормотала она, порой, на ухо обнимавшему ее князю, – ни моих красивых грудей! За что ты привечаешь эту девицу, неужели только за ее дебрю? Но ведь это добро есть у каждой женки!

Но слова княжеских любовниц не только не охлаждали пыл брянского князя, но лишь наоборот, усиливали его влечение к молоденькой Дубраве. Опасаясь за жизнь девушки, он постарался оградить ее от общения со своими ключницами, которые теперь проживали вместе в охотничьем тереме, и перевел «дивную Дубравушку» в терем покойной княгини, где установил за ней «надежный присмотр из верных людей». Теперь князь все реже ночевал в своем «охочем тереме» и почти все свободное время пребывал у новой любовницы. Ярина и Тешана от этого еще больше разозлились, и когда он приходил к ним в опочивальню, буквально набрасывались на князя, ублажая его вдвоем.

Стареющий князь от этого только выиграл. – Какими жаркими и сладкими стали мои красивые женки! – радовался он. – Они так умело ублажают мою плоть! – Однако он не поддался «на чары горячих женок» и не изменил своим привычкам.

Неожиданно забеременела Ярина! Вот этого никто не мог себе представить! Князь позабыл, что у него уже не было верного Овсеня-лекаря, и некому было заботиться о здоровье его любовниц. Пока старый знахарь поил «красных женок» «зельями», ни одна из них «не понесла», но вот теперь, как только не стало «умельца-врачевателя», вся мужская сила Дмитрия Романовича «выплыла наружу».

Сама Ярина вначале ничего не заподозрила и лишь жаловалась князю на «маету душевную и частую тошноту», но вскоре истина проявилась, и к поздней осени княжеская ключница уже с гордостью ходила по терему, обнимая обеими руками свой растущий живот.

Тешана, знавшая от своей бабушки «травы и зелья от лютых хворей», вовремя успела спохватиться и предотвратила беду. Теперь у нее оставалась лишь одна соперница, поскольку по тогдашним обычаям мужчина не должен был приближаться к беременной.

Однако и эта «бесстыдница» вскоре стала жаловаться на недомогание, радуя возможной перспективой лесную «раскрасавицу».

Все это не прошло мимо брянских бояр и священников, которые часто с укоризной пытались увещевать князя. – Надо бы тебе, сын мой, заиметь новую супругу, – говорил, выражая общее мнение, брянский епископ. – Тогда ты, наконец, успокоишься и обратишь свой жаркий пыл на законную жену! К тому же, тебе нужен наследник! Разве плохо иметь законных детей от венчанной супруги, чем плодить ублюдков от тех блядей?