Шрифт:
– Я тут между делом обошел станцию, по комнаткам с подсобками прошвырнулся и вот что, понимаешь, обнаружил. В диспетчерской акваланги лежат, а в дизельной – вполне исправный компрессор. Спрашивается, на хрена козе баян? То бишь – нашему станционному смотрителю акваланги с компрессором? Куда это он нырять собрался?
– То есть? – Егор нахмурился. – Ты полагаешь, инвариантность сознания дала трещину?
– Брось! – полковник поморщился. – Какая, к черту, инвариантность! Просто надо еще разок все тщательно проверить. Тем более, что пуриты не сегодня появились, а слухи да сплетни, признаться, надоели хуже горькой редьки. Пора выяснить все от и до! Либо, значит, есть феномен, либо нет. И поставить на этом точку!
– Точка сама собой выйдет, – протянул Горлик. – Возможно, очень даже скоро. Только вы, братцы, не о том, к примеру, говорите.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что поезд минут через десять отправляется. За нами другие литерные шпарят. Так что на все ваши изыскания временем мы попросту не располагаем.
На минуту они замолчали. Горлик сказал правду. Поезда в самом деле долго на одном месте не застаивались. В их же случае длительных остановок не предвиделось вовсе.
– Кому-то надо остаться, так? – Егор хмуро взглянул на брата.
– Можно, конечно, и не оставаться, – отозвался тот. – Только жалко… Я-то в любом случае не могу. За мной волонтеров чуть ли не полторы роты, а в Киевском эшелоне по слухам опять буза. Уже просили о помощи. Плюс Ленинградский состав телетайп выслал. У них там тоже пуриты… В общем пока не могу.
– Тогда останусь я, – Егор положил ногу на ногу, легкомысленно качнул носком.
– И я! – радостно согласилась Мальвина.
– Эй! Вы чего это затеяли? – Горлик растерялся. – Поезд же уйдет!
– Уйдет, значит, уйдет.
– Егор, ты шутишь?
– Ничуть.
– Елки зеленые! Что вы здесь делать собираетесь? Летучих мышей кормить? Поезда-то они не трогают, а станции, говорят, стаями атакуют. Глаза выклевывают, заживо съедают.
– Что-то пока не видел я здесь летучих мышей.
– Потому что день. А наступит ночь – и прилетят.
– Сказки, Горлик! Всего-навсего сказки.
– Тем не менее, в сказку о штольне вы, похоже, поверили!
– Поверили, – Егор простецки кивнул. – Почти. Во всяком случае терять нам нечего. Внесем хоть какое-то разнообразие в скудное бытие.
– Послушай, если ты из-за Ванды…
– Все, Горлик, хватит! – Егор поднялся, внимательно взглянул на Мальвину. – Ты-то зачем хочешь остаться?
– Я с вами, – жалобно протянула она. – И Альбатросу будет, где погулять.
– Ну-с, а ты, господин писатель?
– Ребятки! Я так сразу не могу, – Горлик растерянно заморгал глазками. – Если бы, к примеру, заранее приготовиться. Вещички там, рукописи подсобрать… Опять же друзей надо предупредить.
– Сам видишь, как все получилось, – Егор пожал плечами. – У меня, если честно, там никого и ничего. Ни рукописей, ни друзей, ни вещичек. Разве что – ты, Жорик да Путя. Так и того успел обидеть…
Пронзительный гудок заставил Горлика подскочить.
– Скоро отправится, – пробормотал он.
Полковник тоже поднялся.
– Без меня, один хрен, не тронутся. Это они предупреждают.
Натянув на голову шапочку, Павел Матвеевич протянул Егору руку.
– Ладно, бывай, Егорша! Со связью тут, кажется, порядок. Если что, сообщай все в подробностях. И удачи!
– Ты бы мне это… Оставил, что ли, какую-нибудь пукалку.
– Это пожалуйста, – полковник сунул руку за пазуху и протянул пистолет с глушителем. – Правда, всего половина обоймы, но тебе ведь не от мышей летучих отстреливаться.
– Сумасшедшие! Ей Богу, сумасшедшие… – Горлик продолжал растерянно топтаться.
– Ну что? – полковник усмешливо хлопнул его по плечу. – Решайся, брат пиит! А то действительно сейчас уедем.
– Я бы остался, но… Не умею я так вот сразу, – Горлик умоляюще глядел на Егора.
– Не боись, Горлик, встретимся еще! Привет Жорику с Деминтасом передавай! И Маратику, само собой! Путятину скажи, чтоб не дулся.
– Передам, конечно…
Снова басовито засифонил гудок.
– Надо бы двигать, а, Павел Матвеевич? – Мацис стоял уже возле двери.
– Идем, идем, – полковник пристально взглянул на брата. Неожиданно припомнилась давняя картинка: тот же Егор в детской кроватке, только-только научившийся стоять. Держась ручонками за стену, покачиваясь, неуверенно выпрямляется. Ручки и ножки толстенькие, в складочках, на щекастом лице – счастливая улыбка. Впервые на своих двоих – разве не счастье? И улыбка такая, что и самому не удержаться – ответно растянешь рот до ушей. Может, оттого и не водится ничего лучше младенческих улыбок, что нет у них еще зубов. Не глянцевыми и красивыми зубками улыбаются дети, – душой. Оттого столь хорошо блестят у них глазенки. Они и есть первоисточник улыбки, не губы…