Шрифт:
В вестибюле ресторана, у гардероба Ларису неприятно поразила бесцеромонность высокой, вызывающе красивой молодой женщины, которая нарочито панибратски приобняла Виталия (при этом он сконфузился) и вполголоса спросила:
– Что за кралю ты сегодня привёл, Виталий?
– Перестань, не задирайся, «Мальчишка». Это моя мон-ами, …друг сердца. Познакомтесь. Надеюсь, станете подругами. Это – Рита, жена моего друга. Но все друзья зовут её «Мальчишка» за отчаянный характер. А это – Лариса. Она – переводчик английского языка (соврал Виталий).
– О! Уважаю. В школе была троечница… Приглашаю за мой стол. Выпьем за знакомство. – Рита сверкала золотой фиксой в милой улыбке.
– Ну, конечно! Лариса в нашем городе недавно и у неё нет ни подруг, ни знакомых. Ты, Риточка, прими Ларису в свою компанию! (Если бы Виталий мог заглянуть вперёд во времени, он бы забрал свои слова назад!)
Два огромных зала заполняли мужские компании за сдвинутыми столами и, судя по обрывкам фраз, – «мили, баллы, тонны, сети»здесь проходило всеобщее диспетчерское совещание. И только в углу, в полумраке, за отдельным, сдвоенным столом, пышным цветником выделялась компания роскошных женщин: «корпус» Риты.
– Ну, вот видишь теперь, как моряки прожигают свою молодость. В море им общения оказалось мало, так они и здесь собираются в компании и талдычат за рюмкой водки про то же самое… про своё, морское… Никакая женщина не выдержит такое общество чокнутых мореманов!
Мест в ресторане уже не было, но их гостеприимно подсадил к себе за огромный стол старпом промыслового СРТ (среднего рыболовного траулера) Ким Мелёшкин, который сразу бросился наливать пришедшим шампанское.
– Как-то неловко, он нас угощает…,засомневалась Лариса.
– Он будет поить всех подряд своих знакомых, а потом, к закрытию, попрощается со всеми, поднимет скатерть, нырнёт под стол и заснёт. Разбудят его только в шесть утра уборщицы и отнесут досыпать на топчан в свою каморку с инвентарём. Там Ким проснётся в 12 часов, к открытию ресторана, умоется в туалете и – снова за стол! Таким образом, он просто живёт в ресторане всю стоянку, до отхода в море. А за столы все его расходы оплачивает буфетчица Августа, которой он оставил аккредитивы «на предъявителя» на всю, заработанную в рейсе сумму, которой хватило бы на покупку автомашины. А дело в том, что ещё до войны Ким родился в Кёнигсберге, где его отец работал военным атташе. Отца расстреляли. Но в автобиографии Ким упорно и назло пишет в графе «место рождения» – «Кёнигсберг, Гитлерштрассе, 17» – в отместку за убиенного чекистами отца. Они не пускают его в капитаны, а он – дурачится, и нахально прикалывается, прожигая свою жизнь в кабаке.
(Позже Кима Мелёшкина обнаружат сбитым на дороге «случайной» автомашиной, которую, естественно, не найдут).
Ночевать они с Виталием поехали вместе, на судно.
А на следующий день Ляля пожаловалась Катерине:
– А потом… Сама не знаю, как…
– Ты учти, что переспать они все горазды, а вот жениться – ни в какую: быта боятся. А поэтому ты его подстимулируй. Потряси сиьками по каютам, чтоб кто-то на тебя глаз положил и нажалуйся ему: мол, пристаёт, на женитьбу намекает…
В каюте у второго помощника Жени-Красавчика операция провалилась. Когда Ляля опёрлась грудью на его плечо, заглядывая в книгу, которую Женька читал, лёжа на диване, он встал, взял гитару и красиво запел:
«Напрасно ты надеждою пылаешь, Чтоб моряка к себе пришвартовать,
Ошибку грубую ты в жизни допускаешь, Ведь морякам на женщин – наплевать…
Любить одну мы права не имеем, Любить одну нам право не дано,
Лишь потому, что мы сегодня с вами, А завтра будем от вас мы далеко…»
Открылась дверь и в каюту с бутылкой вина зашёл сосед-рефмеханик Миша Гимпельман: «Я чую, без меня вы тут совсем загрустили, поёте на два голоса декадентские песни» – хохотнул Миша.
Для моряков везде открыты двери,Мы жизнь берём с усмешкою, шутя,Волна качает словно в колыбели,И жизнь для нас, что сказка для дитя.И так всю жизнь, как чайки пролетаем,И день и ночь скитаясь по волнам,Вся наша жизнь, как борозда кривая,Сегодня здесь мы, А завтра будем – там…– Ты же говорил, Женя, что мечтаешь о семье и детках, – удивилась Ляля смене его настроя.
– А я под столом держал указательный и средний пальцы на «перехлёст», а это у моряков означает: «Шутка»! Детки, говоришь? Да вот соседская девчушка, пяти лет от роду, пристаёт ко мне: «Дядя Женя, ты – мойяк, тогда йасскажи мне пйо твою жизнь койабйядскую! А мой папа – йибак, он упвыл на йибавку!» А устами младенца, как говорят, – глаголет истина! Так что, «поджениться», этопожалуйста, а вот – под венец, в хомут, это – без меня!