Шрифт:
***
…Прошло два месяца и ремонт подходил к концу. Виталий беспечно пользовался нахлынувшим счастьем, но о браке не заикался.
И тогда Ляля включила «тяжелую артиллерию». Как всегда: укороченный донельзя халатик на голое тело и – вперёд, в каюту помполита. Она приметила: он у себя! (Обычно убирают каюты в отсутствие хозяев!). Ляля встала на четвереньки и залезла тряпкой в угол, протирая плинтусы…
Джигит Багдасаров увидел обнажённую (в бикини!) попу и его прорвало: он обнял Лялю сзади, за ягодицы, прижался к ней возбуждённым естеством и, закатив глаза, забормотал:
– Ты разденься, Лялечка, я как раз собирался сделать тебе медосмотр по женской части…
Лариса стряхнула помполита и сказала:
– В кадрах меня знакомили с Уставом и там написано, что мозги мне пудрить помполит имеет право, а вот заглядывать ко мне в вагину, – увы!, – Лариса ликовала.
– Но на ремонте нет судового врача и я его заменяю… – забормотал Багдасаров.
– Слышала в кадрах о вашем пристрастии к медосмотрам девушек…
– А о том, что я тебе буду писать характеристику-рекомендацию на визу ты подумала, прежде, чем вступить со стармехом в интимную связь? – разозлился помполит.
– Мы оба не состоим в браке и свободные люди!
– Это там, на берегу, но не на рабочем месте! – угрожал помполит.
Через пять минут рыдающая Ляля уже всё, взахлёб, пресказывала Виталию:
– «Фюрер» хотел меня изнасиловать. Я отбилась. Теперь он угрожает мне визой за связь С ТОБОЙ….
– Какой фюрер? Кто это? Помполит? Почему – «Фюрер»?
– Его так прозвали девчата за портретное сходство с Гитлером и за то, что он девчат называет ЖОПы… В смысле – женский обслуживающий персонал…
Виталий выслушал Лялю и спокойно сказал:
– Ну, как член партии морду бить вождю я не пойду, а вот мы с тобой пойдём сейчас к моим родителям и объявим им о нашей помолвке.. что ли. Ты не возражаешь?
– Так ты что, делаешь мне предложение или изображаешь отмазку от помполита таким маневром? – тихо прошептала Ляля и приготовилась как бы всплакнуть.
– Да я и сам давно уже хотел тебе предложить, ведь уже третий месяц мы живём вместе и мне без тебя уже… плохо… Дак ты как, согласна?
– Ну, конечно – согласна! Разве ты, дурачок, не видишь это сам?
***
…Виза для работы Ляле-Ларисе больше не потребовалась… Разве что – в турпоездку, но тогда это было из области сказок…
…Как сучки во время течки, они сбились в стаю, где кобели крутятся со стоячими вверх хвостами, и… снюхались с «корпусом» Риты… И Олеся тоже попала, что называется, – в своё корыто…
Поток писем от Олеси, в океан, и обратно почти иссяк, молодые угомонились и обменивались короткими, зато срочными теле и радиограммами-штампами: «Скучаю, жду, люблю, целую».
Рейс, как водится, в конце года продлили, пошёл уже седьмой месяц разлуки. И тут, после полугодового отпуска, на промысел пришёл на своём «Атлантике» капитан Анатолий Грицаенко. Он привёз для капитана Ростоцкого промысловый груз, продукты и запчасти. Пока шёл перегруз, капитаны общались за рюмкой водки.
– А чего ты мне, Эд, что-то плёл, что в спешке свадьбы даже на брачную ночь времени не хватило? Твоя-то Олеся – на сносях, вот-вот папой станешь!
Наступило тягостное молчание…
– А ты ничего не путаешь? – наконец, выдавил из себя Эдуард. – Может, она… раздобрела… ну, поправилась от безделья, что ли?
– Да нет. Моя жена недавно виделась с твоей Олесей, и та подтвердила, что скоро собирается рожать… А что, она разве тебе ничего не сообщала?
Эдуард молчал. А после долгого раздумья сказал:
– Мне сообщали… пришедшие на промысел мои знакомые, что неоднократно видели мою Олесю в ресторане «Балтика» в компании Риты… Ты знаешь – какой. Но я отказывался даже представить себе такое, чтобы моя наивная и робкая селянка… пошла в ресторан… искать приключения, как Рита…
***
Среди толпы встречающих на причале Олеси не оказалось.
После официоза общения с начальством к нему заглянул старший механик, получивший квартиру в том же доме.
– Эдуард, я тебя жду в машине! Меня встретили, – резанул он Ростоцкого по сердцу.
У подъезда нового дома Ростоцкий тормознулся, соображая, где может находиться его квартира?
Старушки на лавке тут же: «А вы кого ищете, какую квартиру?»
Эдуард назвал номер, и старушки переглянулись: «А… эту! Так третий этаж, налево». И снова переглянулись со значением.