И тут случилось нечто невообразимое: автобус привёз только семерых «маслопупов» (механиков и мотористов, те понимали свою важную миссию в ремонте) и четверых пожилых палубников. А от остальных привёз пачку заявлений …на предоставление послерейсовых отгульных дней. А двое молодых так те прислали вообще… заявления на увольнение!

Да, конечно, и отгулы и увольнение – всё это возможно, но – по Закону, через кадры и с заменой!

А второй помощник капитана передал записку капитану, что он не в силах далее командовать экипажем. Они слушают только своих «тёток», у которых сейчас, почти поголовно, и проживают. А детки уже называют их «папами»…

Я попал в пиковое положение! Работа «налево» с сохранением зарплаты по судну – это было чистейшей «партизанщиной», влекущей за собой статью Уголовного Кодекса РСФСР. Предоставлять отгулы, а, тем более, – увольнять – это была прерогатива отдела кадров и я не имел права сам это делать без специального распоряжения Руководства.

Пришлось брать у Юри Хансовича автобус и посылать «зондер-команду» из стармеха и старпома отлавливать дезертиров. При этом, Юри Хансович, огромный, под метр девяносто и невозмутимый, как памятник, мужик, так хохотал в трубку телефона, что её невозможно было поднести к уху: он был очень доволен ситуацией! Моряки не хотели покидать его подшефный совхоз под страхом наказаний!

Прибывшее начальство вытаскивало буквально из-под кроватей у пылавших справедливым гневом горячих эстонок, тружеников нивы и хлева.

Сцены, которые разыгрались у борта отъезжающего автобуса напоминали проводы солдат на войну: слёзы, объятья, обещания – «как только, так – сразу»,…

Но с теми двумя парами собравшихся в ЗАГС, пришлось повозиться! Ведь в паспорта моряков, находящихся в сейфе у капитана не положено вносить никаких штампов, кроме иммиграционных, а это было – непреодолимое обстоятельство для сиюминутного брака. Брачевание отложили до времени.

По проверенным сведениям от Юри Хансовича, в совхозе Эстрыбпрома через год появились ребятишки с необычным для прибалтов цветом глаз и волос: черненькие с карими глазками. А., значит, история не окончена…

Моторист Бен Арутчев сегодня был растерян, как троечница на экзамене. Ещё бы! Его, моториста второго класса, вызвали в партком и стали допрашивать с пристрастием: что за жалобу он написал в Президиум Верховного Совета СССР? Вот пришёл вызов-приглашение Арутчеву в Москву на собеседование к референту Президиума ВС тов. Шевченко Т. И. через неделю, к 16 часам, кабинет №321!…

Адреса и местожительства у Бена Арутчева, как у большинства моряков Калининграда не существовало, все были прописаны по судам, поэтому важное письмо сразу доставили в партком. Только по третьему заходу, повторив все перипетии своего дела разным партийным чинам поочерёдно, его отпустили, но заставили поклясться на крови, что там, наверху, он о делах Управлении Базы Реффлота – ни гу-гу! «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю, Я – человек маленький, моторист всего-навсего!» С тем и отпустили. До возвращения из Москвы. Чтобы потом – всё, как на духу выложил: о чём спрашивали, под кого копали?

После службы на Балтийском флоте мотористом в БЧ-5, на тральщике, Бен уже поработал таксистом (очень трудная и склочная работа!), рубщиком мяса на рынке (обширный круг полезных знакомств, особенно среди дам), мастером по ремонту холодильных камер в магазинах (халявный дефицит, если автоматику настроить только на неделю!) и, наконец, мотористом на судах Реффлота. Одним словом, он уже был – тёртый калач! К тому же он имел весёлый и общительный нрав, быстро сходился с людьми.

Но! Идти на приём в Президиум Верховного Совета СССР! Тут его – запирало…

А всё дело было в том, что на родине, в Баку один высокий партийный начальник, сосед, оттяпал двухэтажный, каменный дом в центре, который, по наследованию, принадлежал армянину – Бену Арутчеву. И сделано это неправое дело было ловко: сообщение о смерти матери было перехвачено, Бен находился в семимесячном дальнем плавании в Африке и срок предъявления претензий на наследство истёк… Прокуроры развели руками: «Всё – по Закону!»

Вот тогда-то один умник на судне, второй помощник капитана, студент-заочник юрфака Калининградского Универа Антон – «Красавчик» и накропал для друга Беника цедулю в Президиум Верховного Совета. Прошло полгода, о ней уже и забыли, ан – нет! Провернулась со скрипом ржавая машина, где-то на «Входящем» надо было приставить «Исходящий» и Беника пригласили со всеми его жалобами-отписками в Первопрестольную.

Вот тут-то нагловатого и развязного Беника и перекосило…

А к кому бегут все армяне Калининграда за советом?

Они бегут к Акопу!

Акоп Арутович Кочумян – самый мудрый из армян Калининграда, а то кто же бы его поставил начальником Областного управления торговли?

Что мог Акоп Арутович? Он мог – всё! Старик Хоттабыч (который выскочил из кувшина) выглядел бледно по сравнению с Акопом Арутовичем. Ну разве мог Хоттабыч в два дня «нарисовать» автомашину-мечту «Жигули» (очередь – 15 лет!) или холодильник «ЗИЛ» (очередь – 5 лет)?