В своих истоках философское познание есть метафизика, в том первоначальном смысле этого термина, который ведет свое происхождение от Аристотеля – в смысле "первой философии" (учении о первых началах и причинах всего сущего) в отличие от "второй философии, или "физики" (учения о природе). Понимание метафизики как учения "о первоосновах" приводит в рамках классической философской традиции (вплоть до XVIII века) как к отождествлению метафизики и философии как таковой, так и к тенденции метафорического использования термина "метафизика" в значении "общая теория", "общее учение".

В нашем исследовании, мы будем использовать термин "метафизика" в его первом, древнегреческом значении (от греч. meti ta physika – то, что за физическим) в смысле "первофилософии", которая делает темой изучения существующее как таковое, подвергает исследованию элементы и основные условия всего существующего вообще и описывает значительные, важные области и закономерности действительного, т. е. она является наукой, которая спрашивает о сущности и смысле вещей во всей смене явлений и выражений ищет постоянное и связь.

В своих онтологических предпосылках метафизическая парадигма познания цвета стремится выйти за пределы, как восприятия цвета, так и вообще его "посюстороннего" существования, и определить некоторые сверхчувственные (надэмпирические, трансцендентные) первоосновы и первопринципы бытия цвета, т. е. получить такое знание о цвете, которое выходит за пределы, всякого чувственного опыта в поисках начального звена, объясняющего причинно-следственную связь существования цвета. По определению А. Шопенгауэра, метафизика – это "мнимое знание, которое выходит за пределы возможного опыта, т. е. за пределы природы или данного явления предметов, выходит для того, чтобы дать то или другое объяснение относительно того, чем обусловливается этот мир или эта природа в том или другом смысле; или, говоря просто, объяснение того, что прячется за природой и дает ей возможность жизни и существования" [15] . Метафизический принцип понимания цвета требует для выявления его сущности «вписать» цвет в построенную мыслью универсально-единую систему всего сущего, в которой определены. Метафизическое понятие (концепт), согласно критической позиции Ж. Дерриды, определяется путем «текстуальной проработки», в которую оно вписывается через «трансцендентально означаемое фундирование идеями единого, общности и универсализма» [16] . В этом смысле метафизическая онтология цвета есть априорное (доопытное) теоретико-спекулятивное знание, которое, по определению И. Канта, «направлено на такой предмет или такое понятие о предмете, к которым нельзя прийти ни в каком опыте» [17] . Основная задача метафизической онтологии цвета – это достичь путем описания загадочных глубин бытия толкования феномена цвета в целостности и единстве взаимосвязи всего сущего.

Поэтому в методологических допущениях метафизической парадигмы познания цвета лежит убеждение в силе дедуктивного умозрительно-спекулятивного метода познания – попытка исключительно дедуктивно-мысленным путем получить знание о сущности цвета исходя из умозрительного усмотрения некоторых абстрактных принципов бытия без обращения к чувственным, экспериментально-опытным средствам познания. По словам Шиллера, метафизика есть такая философия, которая "не сознаваясь в своей зависимости от опыта, пытается своими средствами расширить знание и предписывать мирозданию законы" [18] . Метафизическая парадигма познания феномена цвета ориентирована на спекулятивно-умозрительное усмотрение неких принципов, скрытых за данным феноменом цвета. Спекулятивно-метафизические учения, по определению Н. Гартмана, основываются на дедуктивном образе действий, претендуют на моделирование бытийственного каркаса мира, исходя из нескольких заранее усматриваемых принципов. Эти искомые принципы «не без оговорок даны вместе с феноменами: в такой же мере они скрыты последними, спрятаны за ними, и нужны особые меры, чтобы их оттуда извлечь» [19] . Абстрактные первопринципы существования феномена цвета могут быть найдены лишь в том случае, если феномен цвета рассматривается как данное, вторичное и зависимое – как то, «что „подчиняется“ неким принципам и их в себе содержит, но никоим образом не демонстрирует их взору повседневности и науке, увлеченной частными проблемами» [20] .

Метафизически-умопостигаемый способ познания предполагает существование некоего универсального субъекта познания, обладающего "незаинтересованным", так называемым "чистым" (Фуко М.) или "абсолютным" сознанием. Исходным допущением метафизического способа рассмотрения цвета выступает отдавание себя со стороны познающего субъекта действительному (бытию), что составляет предпосылку всякого исследования метафизической истины как "непосредственном осознании абстрактных положений, a priori проявляющемся в аподиктических и недоступных никакому опровержению тезисах" [21] . В силу этого, аксиологические (ценностно-нормативные) предпосылки метафизической парадигмы познания цвета содержатся в установке бескорыстного поиска «истины ради истины», умозрительно-эстетического наслаждения познавательным процессом построения целостно-гармоничной универсальной картины всего сущего, в которую post factum можно вписать феномен цвета.

Познание феномена цвета в рамках метафизической парадигмы мы можем обнаружить в умозрительно-спекулятивных теориях восточных мистиков ("Упанишады", Браман Чаттреджи), философов Античности (Пифагора, Платона, Аристотеля), в особенности – у религиозных метафизиков Средневековья и современности (Дионисий Ареопагит, Э. Бенц, Я. Линдбланд, Е. Трубецкой, П. Флоренский, Ф. Этингер и др.), мыслителей Нового и Новейшего времени (Гёте, Гегель, Иттен).

С метафизической трактовкой цвета мы встречаемся в древнейших философско-религиозных писаниях Индии "Упанишадах", в которых цвет объявляется творением-проявлением Брахмана – духовного Абсолюта, Высшего Сущего ("сверхбытия"), непостижимого, "погруженного в вечность", безличного Мирового Духа, первоначала и первоосновы всего сущего, из которого возникает мир со всеми его элементами (богами, природой, людьми) и куда возвращается все: "(Тот), который един, лишен цвета, посредством многообразной силы творит, (согласно своей) скрытой цели, различные цвета. Это, поистине, огонь, это ветер, это и луна. Это, по-истине, чистое, это Брахман, это вода, это Праджапати" [22] . С точки зрения сокровенной религиозной философии Индии, в передаче индийского метафизика Брамана Чаттерджи, «… мы можем рассматривать вселенную как прекрасную цветовую гармонию. Цвет есть действие движения на существо, воспринимающее это движение посредством особого органа. Возможно видеть цвета там, где их обыкновенно не видят. Когда раздается музыка, человек нашей степени развития не видит ничего, он слышит только звуки; но ясновидящий видит одновременно и цвета; это значит, что одновременно с его слухом на музыкальные вибрации отвечает и его зрение. Он воспринимает также и вибрации инфракрасных и ультрафиолетовых лучей. Таким образом, Творчество, Божественное Мышление или ритмические колебания Глагола могут быть рассматриваемы из точки зрения цвета или света» [23] .

В Пифагорейском тетрактисе – верховном символе универсальных сил и процессов – содержатся теории греков относительно музыки и цвета. Первые три точки представляют тройной Белый Свет, который является Божественным Главой, содержащим потенциально как свет, так и цвет. Остающиеся семь точек представляют цвета спектра и ноты музыкальной шкалы. Цвета и тона являются активными творческими силами, которые, исходя из Первой Причины, устанавливают вселенную. Эти семь разделены на две группы – три и четыре точки, соотношения которых показаны в тетрактисе. Высшая группа из трех точек становится духовной природой, сотворенной вселенной; низшая группа из четырех точек проявляет себя как иррациональная сфера, или низший мир.

В объективно-идеалистической философии Платона, предельным основанием существования цвета выступает высшая идея умопостигаемого мира – идея Блага (Бога), которая "в области видимого порождает свет и его владыку (Солнце)" [24] . Цвета, по Платону, возникают вследствие движения «истинного», т. е. идеального, умопостигаемого света в мире чувственно воспринимаемых вещей; цвета суть не что иное как «тени» умопостигаемого, невидимого света, его слабые копии и подобия. «Цвет, – дает определение Платон устами Сократа, – это истечение (света) от очертаний (вещей), соразмерное зрению и воспринимаемое им» [25] ; «цвет – это пламя, струящееся от каждого отдельного тела и состоящее из частиц, соразмерных способности нашего зрения ощущать» [26] . Зрение и свет, по Платону, являются «солнцеобразными» [27] , свет драгоценен, т. к. он является началом, посредством которого «связуются друг с другом зрительное ощущение и возможность зрительно восприниматься» [28] . Цвета, по Платону, возникают вследствие столкновения, встречи «двух огней» – потока частиц света и потока частиц «зрительного луча»: «… один с молниеносной силой бьет из глаз, а другой входит в глаза и там угасает от влаги, из их смешения рождаются всевозможнейшие цвета; это называют переливами, а тому, чем вызвано такое состояние, дали имена блестящего и сверкающего» [29] . Причину многообразия цветов Платон видит в соотношении размеров частиц сталкивающихся «огней»: там, где частицы светового потока больше частиц зрительного луча возникает «черное» (то, что сужает зрительный луч), там где первые меньше вторых – «белое» (то, что расширяет зрительный луч), там где они равны по величине возникает «прозрачное» (невидимый компонент света). Здесь же, Платон, противоречиво дополняя самого себя, говорит о третьем «роде огня, который стоит посередине между двумя вышеназванными; он достигает глазной влаги и смешивается с ней, но не сияет. Мерцание этого огня сквозь растворившую его жидкость дает кровавый цвет, который мы нарекли красным» [30] . Происхождение всех остальных цветов описывает как смешение трех основных: белого, черного и красного [31] .