Шрифт:
Таким образом, можно рассматривать многие клинические феномены через призму преждевременного разрешения конфликта, появившегося в результате жесткого столкновения значительно выраженных антагонистических по своей сути творческого и адаптационного векторов в переживании. Причем чем сильней этот конфликт, чем выраженнее тенденции в поле, релевантные двум противоположным векторам, и чем сильнее стремление преждевременно разрешить появившийся конфликт, тем тяжелее, как правило, последствия для процесса переживания, который оказывается в этом случае просто-напросто фрустрированным и блокированным в своем естественном развитии.
Итак, я бы предложил рассматривать тяжелые клинические феномены через призму блокирования естественного течения процесса переживания в результате отчаянной попытки преждевременного разрешения конфликта между творческим и адаптационным векторами, мотивирующими поведение человека в поле. В этом случае возбуждение, питающее конфликт, не может быть ассимилировано и тратится на разрушение или уничтожение психических процессов, протекающих в поле. Выбор творческого вектора тогда проявляется, как правило, в формировании реальности, значительно отличающейся от принятой в результате «негласного референдума человечества». Современные психиатрические руководства относят такие ситуации, например, к шизофрении (F20), шизотипическому расстройству (F21), хроническим бредовым расстройствам (F22) и т. д. [А.А. Чуркин, А.Н. Мартюшов, 1999]. Клиницисты в этом случае получают право, данное им институтом психиатрии, выступающим в некотором смысле в качестве карательного органа, задачей которого является соблюдение договоренностей этого «референдума» инициировать карательно-лечебную кампанию по возвращению человека в лоно «адаптированного человечества». Клиническая практика опирается при этом на идею утраты тестирования реальности [22] , несмотря на то, что внутри самой клинической теории существуют значительные рассогласования в том, что же под ней понимать.
22
Причем важно отметить, что идея тестирования реальности, основанная на упоминавшихся мною выше представлениях о ней в более или менее объективированном виде, существует, даже несмотря на шквал исследований, проведенных в последнее время в областях физики, лингвистики, антропологии, социологии, кинематографии, психологии и т. д., результатом которых было сомнение в возможности констатации ее в таком объективном виде.
С другой стороны, рассматриваемый конфликт творческой и адаптационной интенций в поле может быть подвергнут попытке его преждевременного разрешения путем блокирования творческого вектора акцентированием адаптационного экстремума. При этом перед человеком ставится сверхзадача адаптации к реальности, про которую, разумеется, он не имеет полного представления. Не имеет по той причине, что реальность все же не может быть единственной для всех людей, а предполагает возможность некоторого, иногда довольно выраженного варьирования, связанного с тем, что договориться обо всех ее аспектах человечеству, равно как и малой группе людей, не удастся окончательно никогда. Несмотря на невозможность четкого и ясного представления о реальности [23] , гиперболизация адаптационного вектора предъявляет к человеку серьезные требования по приспособлению к ней. Разумеется, у человека возникают соответствующие представления о карательных санкциях при провале этой миссии. В результате, например, появляются клинические основания для формирования нарушений self, которые в клинической практике имеют названия расстройств настроения (депрессивного эпизода) (F32), фобических и тревожных расстройств (F40), обсессивно-компульсивных расстройств (F42) и т. д. [АА Чуркин, А.Н. Мартюшов, 1999].
23
Человечество все же смирилось с невозможностью подогнать существующие у каждого представления о мире под единую разделяемую картину, что нашло свое отражение, например, в появлении феноменологического метода.
Свобода выбора как регулятор диалектики творчества и адаптации. Каким же может быть выход из сложившейся ситуации неизбежного возникновения более или менее выраженного конфликта между творческим вектором переживания и появившимся на его основе вектором адаптационным? Начну с главного – обе описанные полевые интенции имеют очень важное значение для процесса переживания человека. Творческий вектор необходим в целях экологичного следования человеком в процессе переживания возникающим у него желаниям, чувствам, фантазиям, образам и т. д. Однако в процессе контакта с окружающей средой появляется также необходимость в согласовании имеющихся представлений о реальности, создаваемых разными людьми. Таким образом, в современном мире присутствует необходимость сосуществования обоих векторов переживания: находясь в противоречии, творчество и адаптация дополняют друг друга. Более того, стиль переживания каждого человека характеризуется уникальным соотношением этих векторов в едином процессе. Собственно говоря, такое соотношение и является в некотором смысле визитной карточкой человека.
Дополняя тезис о диалектическом характере творчества и адаптации в жизни человека, хочу напомнить о примате творческих тенденций в саморегуляции организма. Именно он оказывается первичным, в том числе и в процессе адаптации. Адаптационный вектор, появляясь и вырастая из творческого, помогает человеку сохранять контакт с окружающей его средой в более или менее стабильном виде. Что же гарантирует экологичность рассматриваемого диалектического соотношения? Данная модель психического предполагает наличие фактора, определяющего это соотношение. Таким фактором выступает выбор. Именно способность человека к выбору определяет, какой вектор в процессе переживания окажется ведущим. Более того, выбор предполагает возможность отказа на какое-то время от переживания, направления психических сил человека в сторону, например, при дефлексии, которая может оказаться очень полезной в зависимости от текущего контекста поля. Итак, вне зависимости от существующего соотношения творчества и адаптации, примат в процессе переживания остается за выбором.
Конец ознакомительного фрагмента.