Отмечу еще раз, что в предлагаемой в работе модели речь идет не о диагнозе, а о способе структурировать ситуацию контакта. Говоря о значении способности к вербализации возбуждения, а также его роли в формировании self, следует добавить некоторые пояснения. Естественно, что процесс self не редуцируется лишь к языку, а осуществляется также динамикой образов, телесных ощущений, фантазий, впечатлений и т. д. Отношения двух людей на границе-контакте предполагают предъявление этих образов, ощущений, фантазий и впечатлений. В противном случае эти феномены оказывается очень трудно разместить в контакте. Процесс переживания, который представляет собой динамику и взаимодействие функций self, оказывается затрудненным, поскольку предполагает размещение в пространстве контактирования людей. Человек – существо, опирающееся на работу второй сигнальной системы и недооценивать этого не следует. Думаю, что функция переживания недоступна животным именно по причине несформированности второй сигнальной системы. Да и психотерапия, в частности «лечение разговором», апеллирует именно к языку.

Логика нашего анализа неизбежно подводит к этапу, знаменующему появление способности человека к переживанию. Рассмотрим его более подробно. Формируясь на основе уже существующих способностей к контакту и называнию возбуждения, процесс переживания позволяет интегрировать появляющиеся в процессе жизни впечатления в новый опыт и позволяет последнему быть ассимилированным в self. Для того чтобы справиться с потоком появляющегося и постоянно изменяющегося в процессе жизни психического возбуждения, человек нуждается в размещении всех возникающих феноменов self в контакте со средой и в переживании спонтанной self-динамики, подчиняющейся принципу творческого приспособления. Только в этом случае оказывается возможным естественный процесс эволюции self с сопутствующими ему и осуществляющими его сменами self-парадигм. Способность к переживанию является центральным новообразованием для развития self. Однако эта способность может и не развиться в полной мере. Например, формирование способности к переживанию может быть заблокировано ригидными интроектами, лежащими в основе self-парадигмы. Творческое приспособление в этом случае не является ведущим принципом развития. Клиническим названием такой ситуации выступают неврозы.

Подводя итог анализа развития self, отмечу, что клиническая феноменология невротических расстройств определяется неспособностью клиента к оптимальному функционированию процесса переживания; описанный современной клинической теорией пограничный клиент не способен к репрезентации и (или) называнию психических феноменов (в частности, чувств), психотичный же человек не способен к контакту. Сказанное естественным образом определяет цели и задачи психотерапии в этих различных клинических ситуациях. В самом общем виде цель терапии заключается в формировании способностей у клиента к контакту, называнию появляющихся в нем феноменов и переживанию как спонтанной self-динамики. При этом терапевтический процесс должен быть сосредоточен на особенностях формирования self клиента и носить эволюционный характер по аналогии с описанной ранее эволюционной терапией зависти и стыда [И.А. Погодин, 2007]. Ссылка на эволюционный характер психотерапии предполагает учет конфигурации сформированных способностей у конкретного клиента. Так, первичным является формирование или восстановление [18] способности к контакту, дальнейшие терапевтические усилия должны быть сосредоточены на дифференциации чувств, образов, впечатлений и, наконец, процесс терапии венчается формированием / восстановлением способности к переживанию.

Общепринятым в психотерапии с момента ее основания и до наших дней является тезис о том, что целью психотерапевтического процесса должно выступать формирование у клиента способности к более успешному приспособлению к реальности, в которой он живет. При этом реальность рассматривается в качестве некоторого феномена или характеристики, более или менее объективно отражающей состояние мира. Психотерапевтический же процесс направлен либо только на увеличение степени понимания или осознавания реальности, ее структуры и причинно-следственных связей (как это происходит, например, в психоанализе), либо на создание некоторых новых, более адаптивных паттернов поведения клиента, которые способствовали бы более успешной адаптации последнего (как, например, в клиент-центрированной, экзистенциальной, когнитивно-бихевиоральной терапии и т. д.).

Некоторые направления и школы психотерапии, идеологически основывающиеся на философских позициях идеализма, исходят из предположения, что реальность, в которой мы живем, субъективна по своей сути и представляет собой результат отражения в сознании фактов и взаимосвязей окружающего мира. Таковы, например, гештальт-подход, основанный на феноменологии, основной задачей которой является рассмотрение реальности через призму феноменов как фактов сознания [Э. Гуссерль, 2005], и нарративный подход, предполагающий возможность в процессе психотерапии изменения реальности, в которой живет человек [Дж Фридман, Дж. Комбс, 2001].

Несмотря на столь революционные взгляды и позиции относительно реальности и ее значения в психотерапии, даже эти психотерапевтические школы остаются верными традиционной «реалистической» парадигме. Так, ставя методологический акцент на субъективном характере реальности, проявляющемся в феноменологической сущности поля (в гештальт-подходе) или в повествовательном характере жизни клиента, т. е. в постулировании эквивалентности историй о своей жизни, рассказанных клиентом, и самой жизни (как в нарративной психотерапии), обе эти взятые в качестве примера психотерапевтические школы в своих тезисах признают существование некоторой «реальной» реальности. Причем феноменологическое или нарративное преобразование «реальной» реальности формирует реальность психотерапевтическую.

Таким образом, нельзя не прийти к выводу, что в истории психотерапии базовое объективное понимание реальности никогда всерьез не подвергалось угрозе, хотя соответствующие методологические преобразования, релевантные реальности, теоретически и могли выглядеть революционными. Скорее, идеологи даже самых прогрессивно настроенных в этом смысле психотерапевтических школ и направлений ограничивались постулированием психотерапевтического понимания реальности, альтернативного ее эквиваленту в обыденном мышлении.

В связи с изложенным стоит, по всей видимости, повторить, что задача психологической адаптации клиента к реальности оставалась одной из самых важных на протяжении всей истории развития психотерапии. Большинство школ и направлений фокусировали свое внимание на осознавании реальности и / или приспособлении к ней. Гештальт-подход продвинулся немного далее, выдвинув примат творчества в процессе адаптации человека к реальности. Так появилась концепция творческого приспособления [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001; Ф. Перлз, 2000]. Однако гештальт-терапевты также исходили из предпосылки, что объективная реальность существует.