В настоящем разделе я хотел бы остановиться более подробно на тезисе о творческом характере переживания реальности, имеющем особое значение для диалоговой феноменологической модели психотерапии. Если взглянуть на жизнь и творчество великих художников, писателей, поэтов, скульпторов и т. д., становится очевидным один аспект, остающийся без должного внимания со стороны психотерапевтов и психологов. А именно то, что все эти люди не столько отражали существующую вокруг них реальность, сколько создавали ее своим собственным процессом переживания. Мы привыкли относиться к этим феноменам (именно таким образом часто и называют выдающихся людей) как к чему-то, выходящему за рамки представлений о норме. Иногда мнение обывателя о выдающихся людях и гениях граничит с представлением о безумии. Существует даже мнение, что гений и безумие если и не одно и то же, то, по крайней мере, находятся где-то рядом и являются родственными феноменами. Таким образом, творчество человека относительно реальности в настоящее время смещено в маргинальную зону жизнедеятельности, а поэтому с неизбежностью отчуждается от мышления и переживания «обычного», «нормального» человека. Справедливо ли это по отношению к самой природе человека? Думаю, нет. То, что в ярко выраженном виде и смелом предъявлении существует у выдающихся творческих людей, характерно для всех. Ежесекундно каждый из нас создает реальность, в которой живет, в которую приглашает также других людей. Причем реальность эта может носить как материальный, так и нематериальный характер. Тем не менее источник ее один и тот же – творческая self-интенция человека. В результате появляются произведения искусства, науки, техники, рождаются новые концепции, идеи и образы. Длительность их существования различна – от нескольких минут до тысячелетий. Недавно бывшие прогрессивными и даже революционными идеи и представления становятся источником и материалом для создания новых концепций.

Такая творческая динамика осуществляется постоянно, размещаясь в едином целостном творческом процессе. Кроме того, создаваемые реальности по ходу их возникновения в результате творческого self-процесса вступают во взаимодействие друг с другом. Это может разрешиться двумя возможными исходами.

Первый заключается в том, что в подобной встрече реальностей возникнет необходимость и стремление зафиксировать какие-либо из возникших представлений в виде довольно стабильных образований. Как следствие, эти стабильные образования приобретают характер той самой «реальной» реальности, характеризующей обыденное мышление. Именно таким образом появляется необходимость в возникновении адаптационной self-интенции, альтернативной творческой. Ее цель – фиксация результатов творческого процесса. Благодаря такому механизму снимается выраженная тревога, имеющая своим источником множественность и динамичность реальностей, а также фиксируется хотя бы на некоторое более или менее продолжительное время ценное содержание новообразований творческого процесса. И все же влияние творческой self-интенции остается ведущим в жизни и деятельности человека.

Второй исход представляется не столь продуктивным. Хаотичность и принципиальная неуправляемость творческого процесса может породить чрезмерную тревогу у его участников. В результате у человека в качестве экстренного механизма совладания с этой тревогой может возникнуть выраженное желание вовсе отказаться от реализации творческих self-интенций. Таким образом, вторичная по своей сути и культурально возникшая адаптационная self-интенция может заменить естественный, но все же остающийся первичным творческий процесс. Иногда такое положение вещей достигает степени, при которой творческие self-интенции в результате прессинга со стороны паттернов, релевантных адаптационной мотивации, оказываются либо диффузными, либо вовсе заблокированными. Ведь основная характеристика приспособительных self-интенций заключается не в созидании реальности, а в приспособлении к ней.

Очевидно, что по ходу описания рассматриваемых self-процессов становится очевидным их полярный и в некотором смысле антагонистический характер. Разумеется, аннигиляционный исход рассматриваемого творческо-адаптационного конфликта не является составляющей естественной природы self. Возвращаясь к проблеме психотерапии, следует отметить, что ее целью является восстановление и поддержание естественной экологичной диалектической по своей сути динамики творческой и адаптационной self-интенций. Диалектический характер взаимодействия в поле рассматриваемых двух векторов будет проанализирован позже. Сейчас мне хотелось бы более детально и точно описать и определить центральную для нашей работы категорию – переживание.

В центре предлагаемой модели терапии я помещу категорию переживания, формулировка которой приводилась в более ранних работах. Переживание, напомню, заключается в комплексной динамике self в процессе контактирования человека в поле. При этом я бы не стал ограничивать self-динамику в процессе переживания лишь одним вектором, несмотря на то что следование этой идее является общеупотребимым [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001; Ж.-М. Робин, 2006, 2007; Г. Вилер, 2005; С. Гингер, 2002; Н.М. Лебедева, ЕА Иванова, 2004]. Я убежден, что вектор приспособления (даже если его рассматривать как творческое, оно остается все же приспособлением) является не единственным, реализация которого осуществляет процесс переживания. Другим вектором является творческий вектор созидания реальности. В процессе контактирования в поле человек создает некоторую новую реальность. Недооценка этого фактора в процессе психотерапии вносит весомый вклад в блокирование естественного self-процесса или его деформацию.

Переживание, с точки зрения рассматриваемой проблемы, предстает в несколько ином свете. Категория приспособления, являющаяся базовой в современной психотерапевтической теории и практике, оказывается далеко не исчерпывающей и не объясняет многих феноменов человеческой жизни и коммуникации, например творческих их аспектов. Полагаю, что принцип приспособления может быть с большим успехом заменен понятием переживания [19] . В связи с этим на данном этапе предпринимаемого анализа встает необходимость в дефиниции этой категории.

В традиционной психологии принято рассматривать переживание в качестве характеристики, определяющей непосредственную данность психического явления человеку. Ф.Е. Василюк, преломляя категорию переживания через методологическую призму теории деятельности, рассматривает его в качестве «особой внутренней деятельности, внутренней работы, с помощью которой человеку удается перенести те или иные (особенно тяжелые) жизненные события и положения, восстановить утраченное душевное равновесие, словом, справиться с критической ситуацией» [Ф.Е. Василюк, 1984, с. 12]. Впервые за переживанием психология закрепила представления о нем как о процессе и особой деятельности, что, думаю, оказалось очень важным, прогрессивным и перспективным, особенно с точки зрения психотерапии. Подход Ф.Е. Василюка представляется весьма полезным как для психологической теории, так и для практики специалистов помогающих профессий, но не в полной мере пригодным для реализации тех целей, которые ставит перед собой диалогово-феноменологическая психотерапия.

Во-первых, диалоговая модель психотерапии методологически опирается не на теорию деятельности, а на теорию поля, которая знаменовала собой отход от парадигмы индивидуализма (в терминах Г. Виллера [2005]). При этом психические явления рассматриваются не как принадлежащие некоторой психической структуре, выступая в качестве ее внутреннего содержания, а как феномены изменчивого поля, которые являются производными от текущего его контекста или ситуации. Естественно, что категория личности, являющаяся относительно стабильным образованием со своей структурой, с неизбежностью была трансформирована в self, понимаемый как процесс контактирования в поле организм / среда. Поэтому рассматривать переживание в качестве «внутренней деятельности, внутренней работы» представляется мне методологически непоследовательным в рамках рассматриваемой модели психотерапии.