Шрифт:
– Ясно, – говорит она. – Можешь на меня положиться!
– Я на тебя полагаюсь. Я тебя хорошо знаю.
Мы обе хохочем, как две дуры. Через час.
– Пришло время полоскать голову! – торжественно говорит Шелли. – Я тебе приготовила сюрприз.
– Вдруг сюрприз?
– Я тебе приготовила два сюрприза!
– Что, что, что?
– Первый – особое мыло. Особенное мыло для стирки, которое мама получила за ее работу! А второй, не поверишь, – настоящий уксус! Настоящий уксус!
– Зачем уксус?
– Дура! Ты ничего не понимаешь в косметике!
– Ясно, – говорю. – У меня нет мамы косметички!
В моем воображении я вижу две фигуры, приклеенные к стене, мне стало противно. Молчу.
– Уксус мне дала одна женщина, которая покупает у мамы косметику. Уксус убирает запах керосина и делает волосы шелковыми. У тебя красивые волосы.
– Это потому, что мне их стригли каждый раз, когда у меня были вши.
– Как стригли?
– Брили.– Уверенно отвечаю. – Это и есть причина того, что мои волосы такие красивые.
– Я не дам брить мои волосы, – ответила Шелли униженно. – Как ты согласилась?
– У меня не было другого выбора. Кроме того, ты задаешь слишком много вопросов. Если будешь пудрить мне мозги, я не принесу тебе семечек.
– Ну, ну, ну! Почему ты сердишься? Что я такого сказала? С тобой невозможно разговаривать!
– Ладно, хватит! Пошли мыть головы.
Промыли. Прополоскали уксусом.
– Жалко уксус. Его можно использовать для салата.
– Какой салат? Почему салат? Кто ест салат?
– Шелли, скажи своей маме, чтобы крестьянки, которые у нее покупают кремы для лица, принесли ей овощи из огорода, тогда ты и поешь салат.
– Это вкусно? Я уже забыла вкус салата. Моя мама ни за что не согласится. Ей важнее мед, яйца, курица и прочее.
– Я тебе принесу, когда пойду за покупками с Милочкой. Помидоры, лук, то, что я найду.
Реакция была неожиданной! Шелли расплакалась. Наполовину смеется, наполовину плачет. Она меня обнимает и целует мокрыми поцелуями в обе щеки.
– Фу, фу, фу! – говорю. – Как же мы безумно воняем! Пошли прополоскаем еще раз уксусом.
После этого мы хорошо вытерли волосы тряпками, которые потом выбросили в мусорный ящик. Потом расчесали волосы частым гребнем, чтобы выбросить весь «мусор» который остался в наших волосах. Мы делаем это по очереди, потому что у нас один гребень. Это было самой дорогой вещью в этом доме. У него было свое место, и даже своя полка. После этого разговора, мы заключили перемирие, стали хорошими подругами. Правда, не настолько, чтобы поделиться всеми нашими приключениями, но все-таки лучше, чем раньше. В тот день мы остались дома. Не вышли на улицу. Я читала книгу и играла с воском. Я нагревала одну свечу над другой и капала в тарелку с водой. Совсем не случайным образом, а даже по специальному плану. Я капала воск в холодную воду,и у меня получались очень интересные фигуры. В большинстве случаев у меня выходили маркизы. «Это искусство, – говорили люди. – Эта девочка художница».
Казалось, что был хороший день. А ночью была облава.
45.
Я играла с воском весь вечер. Потом разделась и легла на свою сторону кровати. Я перенесла книгу и свечу на круглую табуретку и погрузилась в чтение. Я не почувствовала как проходит время. Эсфирь Яковлевна очень интересно храпела. Иногда она свистела, а иногда храпела. Это даже было смешно. Остальные «дамы» спали спокойно. Кажется уже поздно. Я тушу свечу и пробую заснуть. Вдруг, ужасный стук и крики за входной дверью. Первые проснувшиеся – это брат Эсфирь Яковлевны, аптекарь, отец и мать Рувки. Я слышу их озабоченные голоса. Бужу госпожу Эсфирь. Надеваю пальто прямо на ночную рубашку. В комнате, не смотря на май месяц, очень холодно. Стою босиком на полу и дрожу. Это плохо. Опасность. Все женщины набрасывают на себя все что можно и бегут в соседнюю комнату, чтобы разобраться, в чем дело.
– Откройте дверь, немедленно! – крики на румынском. – Немедленно, а то мы будем стрелять!
– Рувка, выходи сейчас же через заднюю дверь на кухне. Пойди на вторую улицу и зайди к твоему товарищу. Сделай все тихо!
Эти слова Рувкин папа произносит шепотом. Рувка открывает наполовину дверь в кухню и проскальзывает внутрь. Никаких звуков не слышно из-за криков румын и наших «дам». Я бегу к окну большой комнаты. Вижу тень, переходящую улицу. Мое сердце заколотилось. Слежу за тенью, это Рувка. Надеюсь, что он сможет перейти улицу и попасть к своему товарищу. В это время румынские солдаты врываются в комнату. Три жандарма вооруженные и держа палец на курке. Я тою перед ними в моем длинном пальто, босиком, и пробую скрыть свой страх.
– Бумаги, бумаги! Сейчас же, бумаги!
В нашем доме не было никого, кто мог бы свободно говорить на румынском, кроме Шелли и меня. Шелли куда-то исчезла. Осталась только я.
– Скажите, пожалуйста, какие бумаги вам нужны?
Услышав знакомую речь, они сразу же успокоились.
– О, эта малышка говорит по-румынски! Очень хорошо, очень хорошо! Откуда ты знаешь румынский язык?
– Из школы, – говорю. – Это же само собой разумеется.
– Хорошо, хорошо. Давай, покажи твой документ.