На примерах этих и других, культурно близких им людей, видна тяга провинциальной интеллигенции к чему-то духовному и безусловно полезному на общественном порище даже при большевиках и, можно сказать, несмотря на них, а потому безопасному для людей непролетарского происхождения и свободных профессий.

Однако альянс старой и пролетарской культур на ниве краеведения вышел непрочным. Все попытки лучших краеведов правдами и неправдами доказать свою нужность социалистическому строительству оказались тщетными. Кстати сказать, кроме знающих и, главное, увлеченных краеведением деятелей, в списках КГОК сплошь и рядом попадаются совершенно случайные, принятые явно ради количества люди. Их заявления и анкеты пестрят вопиющими грамматическими ошибками (взять хотя бы некоего 18-летнего «допрезыеника Владимира Грегорьееича Попова», не умеющего даже грамотно подписаться, но желающего заниматься «архиологией»). Руководители Общества позаботились внести в членские списки немало «мертвых» для краеведения, но классово правильных «душ» – крестьян разных уездов, агрономов, инженеров, служащих, старшеклассников средних школ. Рабочих от станка им удалось наскрести всего двоих.

Но ни расширение «социальной базы» своей организации, ни вся прочая просоветская мимикрия краеведов им не помогла. В июле 1928 г. губернское Общество краеведов было реорганизовано в окружное – в связи с очередным изменением административно-территориального деления, по которому бывшая Курская губерния вместе с рядом соседних вошла в единую Центрально-Черноземную область. На заседании Областного бюро краеведения (ОБК) в сентябре 1929 г. в Воронеже слушался отчет Курского отделения и 5-летний план его работы. Тогда «отмечается наличие в организации небольшой группы старых краеведов, не желающих уяснить идей массового советского краеведения, пытающихся стащить краеведческую работу на старые, замкнутые от масс кабинетные рельсы» (стоит задержать внимание читателя на этом перле советского новояза: «рельсы, пролегающие через кабинет…»).

Решено было «считать необходимым повести с ними решительную борьбу, вплоть до полного очищения краеведческих рядов от таких социально чуждых элементов» [77]. В предчувствии такого решения в Курске уже принесли одну жертву из обреченной на заклание «группы старых краеведов» – в 1928 г. сняли с должности и отдали под суд за некие финансовые упущения беспартийного директора губмузея В.М. Василькова, которому якобы «были чужды интересы рабочего класса»[78] (как выразился его преемник из номенклатуры губкома ВКП(б) Анатолий Сергеевич Молчин). Приговором по делу Василькова будущие руководители музея стремились прикрыться как фиговым листком, «подтверждающим мероприятия в отношении расхитителей ценностей» [79].

Следующих жертв наметил состоявшийся в январе 1930 г. I областной съезд ЦЧО по краеведению. К необходмости выявить в краеведческих рядах «козлов отпущения» подводили доклад председателя ОБК Комарова «Об итогах и перспективах краеведческого движения в ЦЧО» и доклад П.Н. Черменского «Социалистическая реконструкция хозяйства ЦЧО и задачи краеведения». В резолюции съезда отмечалось: «С большим удовлетворением съезд констатирует решительную политику ОБК за очищение краеведческих организаций от социально-чуждых вредительских элементов типа С.Н. Введенского [1867–1940; ученик В.О. Ключевского; богослов и историк; доцент ВГУ, создатель и председатель Воронежского городского общества краеведов и ответственный секретарь ОБК; получил 5 лет лагерей – С.Щ.], Ф.И. Поликарпова, бывшего земского начальника [зав. этнографическим отделом Воронежского краеведческого музея, после увольнения оттуда – сельский священник; расстрелян по „Делу“ краеведов], Г.И. Булгакова-церковника» [80].

Курские краеведы тут же – 26 января вывели своего ученого секретаря, столь несвоевременно «согрешившего» церковностью (в виде членства в «двадцатке» совета Благовещенской церкви), а заодно с ним А.Н. Сахарову из своих рядов как «лишенцев» (избирательных прав). В справке, выданной Георгию Ильичу по этому случаю, значилось: «На протяжении всего времени с момента организации Общества, учредителем коего он состоял… был активным работником, неоднократно выступал докладчиком, проводил лекции по вопросам краеведения, как на собраниях рабочих, так и на съездах и конференциях учительства… Исключен из Общества за связь с религией» [81] (выразившуюся в конце концов его общественной «проработки» просто в посещении церковных служб).

Тогда же Булгакова исключили из профсоюза работников просвещения. Это означало потерю педагогической работы в Курске. Пришлось перебираться в Воронеж, где в одной из школ ФЗО, да на Высших экономических курсах нашлось место для опального учителя с четвертьвековым стажем и ученой степенью. Оттуда он прислал курским краеведам прошение о восстановлении его в правах члена их Общества и его совета, о разрешении ему заочно участвовать в их работе. Увлечение историей родного края оказалось для этого человека куда выше его личных обид. Коллеги прямо не возразили, но дипломатично переадресовали запрос: «Ввиду того, что вопрос об исключении т. Булгакова поднят был на областном съезде ЦЧО по краеведению…, то и восстановление его, по формальным соображениям и мотивам, должно быть произведено ОБК, тем более, что т. Булгаков в настоящее время работает в Воронеже»[82].

Но в Воронеже к тому времени органы ГПУ уже арестовали первых фигурантов по делу выдуманной ими монархической организации «Краеведы». А во внутренней тюрьме на московской Лубянке и в ленинградских «Крестах» начинали давать признательные показания мифические руководители провинциальных «краеведов-вредителей» – академики С.Ф. Платонов, Н.П. Лихачев, М.К. Любавский, Е.В. Тарле, Ю.В. Готье; профессоры С.В. Рождественский, С.В. Бахрушин, ученый секретарь ЦБК Д.О. Святский и прочие члены их «подпольной контрреволюционной организации историков»[83]. Чтобы она казалась поразветвленнее, под конец 1930 г. в ЦЧО прошли дополнительные аресты членов краеведческих обществ и их знакомых. Звание краеведа превратилось почти в столь же мрачную «каинову печать» политической опасности, как и принадлежность к дворянству, высшему чиновничеству, буржуазии, церкви, офицерству при старом режиме, «кулачеству» и т. п. коллективным «врагам народа».

В Курске тогда оказались взяты под стражу Т.А. Горохов и Михаил Алексеевич Рязанцев, 1879 г.р., – бессменный, избранный самими детьми руководитель юнсекции и технический секретарь КГОК. В Щиграх – руководитель тамошнего отделения Краеведческого общества Михаил Николаевич Исаев (57 лет, крестьянин с образованием топографа; в анкетной графе судимость обозначил было: «Нет», но затем припомнил: «В 1919 г. белыми приговаривался к расстрелу»). В Воронеже среди прочих – сам Г.И. Булгаков. На этом аресты по «Делу краеведов» не прекратились.