Анатолий Павлович Ефремов небезуспешно занимался полевой этнографией. Он описал обряды и поверья курских крестьян [36] и начал собирать материалы для археологической карты края. Свою лепту в этнографическую фиксацию тогда еще «живой старины» внес и В.П. Чужимов [37].

Кроме публикаций перечисленных только что авторов, отмечу оставшиеся в рукописях и частично сохранившиеся в ГАКО материалы курских краеведов за рассматриваемый период: М.В. Васильков «Археологические материалы по Курскому краю, хранящиеся в Московском историческом музее»; Г.И. Булгакова «Саяны с. Н.-Смородинного»; «Как должна быть проведена южная граница Курской губернии на основе этнографического принципа?»; Т.А. Горохова «Стоит ли изучать старинные монеты?»; «Карта монетных кладов Курского, Белгородского и Льговского монетных округов»; С.Н. Ефременко «Черты курской жизни XVIII в. по архивным документам»; «Движение цен на крепостных в Курской губернии в XVIII–XIX вв.»; «Научное описание рек Курской губернии»; «Обзор литературы по саянскому вопросу»; Л.Н. Соловьева по древнему и современному гончарству Курского края; «Маршрут экскурсии на Ратманское городище»; А.П. Ефремова – вариант археологической карты Курского округа; «Одежда крестьян х. Танеева в дореволюционные годы»; «Малопонятные слова крестьян с. Любицкого Курского уезда»; Е.И. Резановой – о традиционном сельском календаре и народных промыслах губернии; В.М. Василькова – «Археологические материалы по Курскому краю, хранящиеся в Московском Историческом музее»; М.Н. Орловой – «Палеолитические и неолитические стоянки по материалам Курского музея»; В.И. Стрельского «Кустарное производство цветных тканей в с. Гуторове Курского округа»; не говоря уже о менее квалифицированных опусах начинающих собирателей свидетельств курской старины, тенденциозных зарисовках очевидцев революционных событий в Курске и его уездах.

Даже из сжатого перечня тогдашних историко-краеведческих работ нетрудно видеть, что их авторы выполняли вполне сознательно поставленную перед собой задачу – дать массовому читателю понятные, но по возможности научные очерки прошлого отчего края. Причем по всем указанным уже мной, а также многим другим разделам, которые я здесь миную (по геологии, географии, биологии, экономике области) «доклады свои Общество ставит в открытых заседаниях, привлекающих значительное число посторонних, преимущественно из состава учащихся Рабфака, Совпартшколы, старших классов школ второй ступени и местных техникумов, которые в будущем примут участие в исследовательской работе общества, между прочим по исследованию городищ и курганов» [38], – значилось в одном из отчетов КГОК тех лет.

Хотя по части выявления, изучения и охраны археологических и иных памятников истории и культуры успехи провинциальных краеведов выглядят гораздо скромнее. Среди их замыслов значилось: «Произвести разведку курганов, селищ, валов, песчаных россыпей, произвести обмеры и подробные описания их. Учёт всех доисторических памятников, а также исторических, в том числе кладбищ… Произвести раскопки в окрестностях городов Курска и Белгорода. Участие в работе по охране памятников искусства и старины»[39]. Увы, намеченная Булгаковым программа систематического обследования губернии в археологическом отношении оказались выполнена на самую малую долю. Кроме упоминавшихся выше разведок Л.Н. Соловьева вокруг самого Курска, осуществились следующие походы его коллег за вещественными древностями.

Один из них предприняла Мария Николаевна Орлова. Эта юная (1903 г.р.), беспартийная, но сочувствовавшая большевикам особа – крестьянка по происхождению (отец ее, правда, стал ювелиром и антикваром в предреволюционном Курске). Она с 1920-22 гг. состояла в агитотделе здешнего губкома, а за 1922-26 гг. окончила 1-й МГУ. «В 1925-26 гг. работала в области археологии в Музее изящных искусств в Москве. В те же годы производила археологические раскопки в губерниях Московской, Владимирской и Иваново-Вознесенской по открытым листам Главнауки за № № 19, 37, 80» [40], участвовала в описании фондов Исторического музея. Перед нами, таким образом, один из первых в стране специалистов по археологии, уже советской выделки.

Став по возвращению в Курск сотрудницей губмузея, Орлова очень помогла с разбором его археологических, нумизматических коллекций, переполненных в результате массовых реквизиций у «социально чуждых элементов» в годы красного террора. Весной 1927 г. она по сигналу из уезда выезжала осматривать городище и могильник на правом берегу Север-ского Донца, близ Белгорода. Этот памятник вовсю разрушался тогда меловым карьером. Осмотр уничтожаемого мелтрестом некрополя установил его сравнительно поздний характер – XVI–XVII вв. [41]. Участвовала она еще в двух-трех археологических экскурсиях с коллегами по музею.

К сожалению, в дальнейшем М.Н. Орлова ушла из музея на лучше оплачиваемую педагогическую работу. Её высокая по тем временам, редчайшая в провинции квалификация археолога-полевика и музейщика оказалась в родном городе по сути дела невостребованной, а выполненная под руководством В.А. Городцова дипломная работа неопубликованной.

В июле 1928 г. губернию посетили московские профессора В.А. Городцов и Л.Н. Мацулевич, которые по поручению Главнауки и Оружейной палаты обследовали место находки так называемых Суджанских кладов (подробный рассказ о них велся мной в соответствующей главе выпуска 1-го настоящих очерков). С помощью курского уголовного розыска им удалось собрать часть случайно найденных в 1919 и 27 гг. крестьянами с. Большой Каменец драгоценностей эпохи великого переселения народов: золотую шейную гривну с инкрустациями гранатами и цветными стеклами; золотой браслет, украшенный змеиными головками; витую золотую цепь двухметровой длины; серебряный кувшин константинопольской работы конца IV в.н. э., по клейму которого удалось датировать весь комплекс, ряд других ценностей. Проведенные этой мини-экспедицией небольшие раскопки в Каменце, на месте находки, открыли следы приречных погребений готско-гуннского круга в каменном склепе. Место погребения оказалось до основания перерыто ошалевшими от изобилия драгоценного металла крестьянами, так что в культурном слое археологам удалось выяснить немного [42].

Под впечатлением таких сокровищ, вслед за столичными учеными на место той же находки выехали курские музейщики во главе с Л.Н. Соловьевым. Они обследовали побережье Пела в ближней округе села и зафиксировали несколько поселений эпохи бронзы и раннего железа [43]. Тем же летом куряне еще раз выбирались на археологическую разведку – в район р. Оскол, с заходом на полуразрушенный белгородский могильник.

В августе 1929 г. Л.Н. Соловьев и Вячеслав Ильич Стрельский (1910–1983) несколько дней искали археологические объекты по берегам Сейма возле д. Полевой, неподалеку от Курска. «В результате обнаружены были и прекращены хищнические раскопки, дополнена археологическая карта» [44]. А в сентябре они же выезжали по заявке крестьян д. Сапогово осматривать провалы в почве, оказавшиеся вроде сугубо геологическим явлением.

Сын курского чиновника, журналиста и литератора-любителя, члена ГУАК И.Д. Стрелкова-Стрельского (расстрелянного в 1938 г. несмотря на некоторые революционные заслуги), этот юный краевед сделал псевдоним отца своей фамилией («стрельцы» – жители Стрелецкой слободы города). Поначалу он, кроме археологических экскурсий, занимался фольклористикой, соответствующими очерками дебютировал в печати [45]. Уехав получать высшее образование из Курска от греха подальше – в Московский историко-архивный институт, И.Д. впоследствии «достиг степеней известных» – стал настоящим историком, специалистом по источниковедению, доктором наук, профессором Киевского университета, руководил Центральным историческим архивом Украины [46].