Мужчины раздевали Майру глазами, когда она проходила мимо. Женщины тоже наблюдали за ней. Холодными, ненавидящими, завистливыми глазами. Майра слегка покачивала бедрами. Ее крепкое молодое тело, ничем не стесненное, ритмично двигалось. Полные крепкие груди подрагивали под тонкой материей дешевого цветастого платья.

В конце улицы группа неряшливых женщин стояла под палящим солнцем, сплетничая и перемывая людям косточки. Они заметили приближение Майры и прервали разговор.

Приближаясь к ним, Майра напряглась. На минуту ее походка утратила свой ритмичный размах. Деревянные каблучки ступали мягче. Ее самоуверенность не имела прочных корней, она была все же слишком молода. В обществе старших ей стоило большого труда и усилий держаться непринужденно.

Она подходила с неуверенной улыбкой на полных алых губах. Но когда она приблизилась, женщины зашевелились, словно выводок стервятников, и повернулись к ней сутулыми спинами. Они сделали вид, что не замечают ее. Деревянные каблучки снова зацокали.

С покрасневшим лицом и гордо поднятой головой она прошла мимо.

Жужжание голосов сразу же прорвалось за ее спиной. Одна из женщин громко сказала:

– Уж я бы ей задала! Грязная потаскуха!

Майра продолжала идти. «Неряхи, – подумала она. – У меня есть все, что надо, и они меня ненавидят».

Банк находился в конце Главной улицы. На его пороге стоял Клем Гибсон. Он заметил идущую Майру и нервно потрогал свой галстук.

Клем Гибсон в городе считался важной фигурой. Он управлял банком, имел машину и менял рубашки дважды в неделю.

Майра приостановилась и одарила его улыбкой.

– О, да вы шикарно выглядите, мисс Хоган, – раскланялся Гибсон.

Такие речи нравились Майре. Она обрадовалась.

– Да ну, вы смеетесь надо мной.

За очками в роговой оправе заблестели глаза Гибсона.

– Я не стал бы морочить вам голову, мисс Хоган, честное слово.

Майра сделала несколько шагов вперед.

– Что ж, приятно было от вас это услышать, – сказала она. – Только мне нужно бежать. Папаша ждет меня.

Гибсон спустился на две ступеньки.

– Я собирался предложить… то есть я хотел спросить…

Он запнулся в замешательстве.

Майра посмотрела на него из-под длинных черных ресниц.

– Да?

– Послушайте, мисс Хоган. Может, нам с вами куда-нибудь съездить?

Майра покачала головой. Она подумала, что он чертовски расхрабрился. Поехать с ним, чтобы потом его жена с лошадиным лицом подняла тарарам? Он просто свихнулся. У Майры хватало благоразумия не иметь дела с женатыми мужчинами. Им только одно нужно.

– Папаше это придется не по вкусу, – сказала она. – Не любит он, чтобы женатые мужчины со мной встречались. Такие у него взгляды.

Гибсон отступил. Он был в замешательстве, его лицо заблестело от пота.

– Конечно, – смутился он. – Ваш отец прав. Лучше не говорите ему о нашем разговоре. Я сказал не подумав.

Гибсон боялся Батча Хогана.

– Я ему ничего не скажу, – пообещала Майра.

Она пошла дальше, подрагивая ягодицами под тесным платьем. Он жадно следил за ней.

До дома Майре было не близко, и она выглядела довольной, когда открыла низкую деревянную калитку, ведущую к полуразвалив-шейся лачуге. Она остановилась возле калитки и посмотрела на дом. «Я ненавижу все это, – подумала она, – ненавижу!»

Комок спекшейся потрескавшейся грязи – вот и весь ее дом. Хибара была двухэтажной, построенной целиком из дерева, которое ветер и дождь покоробили, а солнце выбелило. Дом стоял как безобразный, угнетающий символ бедности. Она прошла по дорожке и поднялась на веранду по двум высоким ступенькам.

В тени, подальше от солнца, сидел Батч Хоган, опершись большими руками на тяжелую палку.

– Я тебя заждался, – прошипел он.

Она стояла и смотрела на него. Разбитое, покореженное лицо, ужасные глаза – невидящие, с желтым пятном в каждом зрачке, похожие на сгустки мокроты, – большая квадратная голова, нависшие брови и свирепый рот. Майру передернуло. Он испугал ее, неожиданно извергнув мокрый комок жевательного табака, шлепнувшийся в засохшую грязь.

– Может, все-таки ответишь, где тебя черти носили? – спросил он.

Она поставила бутылку виски на стол возле него.

– Вот, – ответила Майра.

Она положила рядом остатки денег.

Неловкими пальцами он ощупал и пересчитал деньги, прежде чем сунуть их в карман. Потом встал и потянулся. Хотя Батч был высок, он казался коренастым из-за широченных плеч. Он повернул лицо в сторону дочери.

– Зайди-ка в дом, я хочу с тобой поговорить.

Майра прошла в примыкавшую к веранде гостиную. Это была большая комната, неряшливая и набитая ветхой мебелью. Хоган последовал за ней. Он двигался быстрой кошачьей походкой, каким-то непонятным образом не натыкаясь на попадавшиеся на его пути препятствия. Слепота не лишила его подвижности. Он был таким вот уже десять лет. Сначала темнота душила его, но он боролся с ней и, как во всех других своих боях, одолел. Теперь уже темнота не была для него серьезной помехой. Хоган мог делать почти все, что хотел. Слух его обострился и служил ему вместо глаз.