— Ты тут ни при чём, мой птенчик. Дело даже не в тебе, маленькая. Я всё объясню, но чуть позже. Меня ждёт император, я грубо прервал разговор с ним ради тебя. А император такого не прощает. Так что придётся подождать тебе, моя непоседа. Я, если честно, поражён, что ты так быстро добралась до наследника. Но ты справилась, молодец. Ты очень сильная, Тина.

После этих слов он просто исчез. А я, как обезумевшая, начала биться о дверь, пытаясь вырваться из клетки. Но на все мои крики и яростные ругательства стражи, охраняющие спальню господина, не реагировали. Дверь была заперта, я не видела кто за ней, лишь силуэты. Я попыталась пробиться телепортацией, но ничего не выходило. Окно также прикрывала защитная стена, незримая, но осязаемая и бьющаяся электрическими разрядами, если долго давить на неё.

Я долго бесновалась и не успокоилась до тех пор, пока не превратила всё в пепел, а сладковатый запах гари наполнил мои лёгкие. Я дрожала от бессильной злобы, сжимала кулаки, разглядывая свои рабские метки.

Обуглившаяся ткань костюма царапала кожу, принося немного отрезвляющей боли в сумрачное состояние безумия. Я чувствовала, что слёзы стекали по моим щекам, щекоча их. А перед мысленным взором стоял образ Гетера, лживого обманщика, которому я после стольких сомнений и колебаний всё же доверилась.

Огонь вновь окутал спальню, доедая тлеющую мебель, но не мог сжечь стены моей тюрьмы. Голые линии заклинания ярко полыхали, защищая стены резиденции второго советника императора. Сколько раз Гетер повторял одну и ту же фразу: «Не верь никому!» Ему я и должна была не верить в первую очередь.

Я прикрыла глаза, решившись на оборот. Во второй ипостаси возможностей больше. Боль скрутила кости, и я упала на колени, прижав руки к груди, где бешено билось сердце. Я представляла себя птицей и в какой-то момент осознала, что стала ею. Восприятие мира изменилось, а плетения заклинаний стали видны чётче.

Подлетев к окну, я использовала все свои знания, чтобы развеять, порвать, уничтожить прутья своей клетки. Я кричала от боли и бессилия. Я злилась на себя, на свою глупость и доверчивость, на свою слабость. Но всё было напрасно, и когда у меня не осталось иных идей, я просто стала биться о голубые нити заклинания, выгибаясь от пронизывающих тело электрических разрядов и срывая голос. Мерзкий запах палёного забивался в нос, от моих бывших совсем недавно белоснежными перьев поднимался дым, они потеряли свою первозданную чистоту, но меня это не останавливало, я продолжала упорно рваться на свободу. И если бы не появление Гетера и его прямой приказ остановиться и превратиться в человека, который я, под влиянием меток, не могла нарушить, то я бы, наверное, убилась. Сознание ко мне пришло не сразу, я долго приходила в себя, тяжело дыша, лежала на полу обнажённая, свернувшись калачиком. Дышать было больно, я хрипела, в горле всё першило. Жёсткий пол впивался в ноющие рёбра, и было невыносимо на нём лежать, но сил подняться я в себе не находила.

— Ох, Тина, Тина, ну что ты за непоседа? — выругал меня ненавистный обманщик, мановением руки возвращая спальне первоначальный вид.

Я смотрела на то, как он приближается ко мне, решительный и непреклонный. Тенгарец поднял меня на руки и осторожно уложил на кровать, укутал одеялом и приложил руку ко лбу.

— Тина, Тина. Смотри, до чего ты себя довела, — шептал он, принося своими прикосновениями облегчение телу, но не душе. — Я же дал тебе слово, что всё объясню. Я хоть раз нарушил своё обещание, ну? Скажи. Нарушил?

Он отступил от кровати, подобрав с пола мою испорченную одежду — голубые тряпки, не подлежащие восстановлению — всё, что осталось от моего костюма. Гетер опять тяжело вздохнул, демонстрируя их мне.

— Ты почему одежду не заколдовала? А если перед незнакомцами обернулась бы в человека? Нравится обнажённой щеголять? Я расстроюсь, если кто-то будет на тебя, голую, пялиться. Слышишь меня? Заклинание сохранения одежды выучи!

Я сморгнула, тихо всхлипнув. Опять учит, словно я не справилась с его заданием. Ещё и издевается надо мной! Словно я знала про это заклинание. Пусть он и упоминал, что тенгарцы перекидываются вместе с одеждой, но ведь краем слова, без объяснения самого принципа.

Тряпки полетели в угол, а Гетер мрачной тучей нависал надо мной. Я, собрав в кулак свою злость и остатки гордости, плюнула ему в лицо, выражая всё, что я думаю о его так называемой заботе. Ликард утёрся рукой, глухо ругнувшись. Его глаза заволокла тьма, а губы искривил оскал. Я ждала, что он меня ударит, ждала, мысленно умоляя его это сделать. Так он бы дал мне шанс найти в себе силы ещё больше его возненавидеть. За что он так со мной поступил? За что?!

— Поспи, — глухо произнёс он, садясь на край кровати вполоборота, пронизывая меня тьмой своих глаз. — Поговорим, когда ты сможешь слушать. И прости за то, что ты сейчас чувствуешь. Это нужно, просто поверь.

— Кому нужно? — сипло переспросила, прикрыв глаза.

Я не могла на него смотреть на такого, обиженного на меня и на весь белый свет. Его чуть сутулая спина в чёрном шёлке туники, казалось, не могла принадлежать уверенному в себе мужчине, скорее старцу. Но глаза сами открывались, и я впитывала образ Гетера: как плавной волной волосы скрывали от меня его профиль, как его руки чуть вздрагивают. Спальня наполнилась тишиной, солнечный свет угасал за окном. Вечерняя прохлада окутывала горы, но не проникала к нам. Тюль раздувался от незримого ветра. Тени росли на полу, хищно наползая на стены. Гетер долго молчал. Сцепив руки в замок, рассматривал их, тяжело вздыхая.