Мальчишка пошарил по карманам льняной безрукавки, достал небольшой узелок, перетянутый нитью, и протянул Ют, однако та покачала головой:

– Это потом, - сказала она, отстраняя его худую детскую ручку с зажатым в кулаке узелком.
– Если будет за что. Тебя ведь Власом зовут, малыш?

– Ага, Власом кличут.

– Веди, да поскорее. Дело, вижу, срочное.

Обратно в деревню Влас бежал уже не так быстро, то и дело оглядывался, проверяя, поспевает ли за ним Ют. Вместе они выбрались из рощи и пересекли холмистую местность, отделяющую её от деревни. Остановившись возле околицы, Влас перевёл дух и стал подозрительно озираться по сторонам. Ют, заметив это, только вздохнула.

– Не бойся, не видит никто, - сказала она, поравнявшись с ним.
– Напомни лучше, где живёшь?

– Третий дом справа от дядьки Вернера, аптекаря, - ответил Влас.
– Знаете такого?

– Знаю, знаю, - кивнула Ют.
– Беги домой, жди у калитки. Я сама доберусь.

В ответ Влас кивнул и с явным облегчением покинул её. Ют же обогнула крайние дома и вышла на малозаметную тропинку, скрытую от чужих глаз обильной порослью сухого кустарника. Тропинка вела вдоль околицы, по ней можно было обойти деревню стороной и в нескольких местах пробраться через заросли прямиком к жилью. Ют этот путь вполне устраивал, так как лишний раз попадаться на глаза жителям деревни она не хотела.

Она уже давно примирилась с таким отношением. Как её звать по имени, знали только некоторые старожилы, староста, да престарелый аптекарь Вернер, осевший в Вершке лет семь назад и не разделявший суеверных взглядов местных крестьян. Остальные кликали ведьмой, лесной колдуньей, Чёрной Галкой. Откуда взялось прозвище, Ют не знала, хотя и грешила на свой мрачный наряд, изношенный и перештопанный настолько, что порой он и впрямь походил на потрепанное птичье оперение. Но что поделать, если это единственное её платье, в котором удобно собирать травы в лесу?

Чёрную Галку знали во всех окрестных деревнях. Некоторые её до ужаса боялись, всегда обходили стороной, осеняя себя перстом святого, и шептали вслед проклятия, а вечером молились за избавление от дурного глаза. Большинство вели себя сдержанней, но и с распростёртыми объятиями Ют встречать не торопились. А ну как соседи уличат, что ты ведьму у себя привечаешь?

Несмотря на это, сживать Чёрную Галку со света никто не собирался. Охота на ведьм, которая некогда шла по всему северу, давно уже канула в прошлое. Кого и за что в те времена вешали и жгли на кострах, не могли припомнить даже самые древние старожилы. Ныне же далеко не все люди верили, что непогода, засуха и скисшее молоко у коров - ни что иное, как ведьмины проказы. Вот порча или хворь колдовская - это да, это по их части. Но Ют в таких напастях, к счастью, не обвиняли, ведь от живой от неё всем было гораздо больше пользы.

У травницы всегда можно было достать полезное снадобье или лечебную травку: и от головой боли, и от зубной, и от кашля, и от чего хочешь. Женщины присылали детишек за мазями и целебными настойками, мужчины чаще обращались за средством от похмелья или изжоги, а молодёжь всё больше за приворотными зельями. Как готовить последние, Ют понятия не имела - любовь была не по её части - но вот чем усилить желание, знала хорошо, и, судя по её опыту, этого всегда хватало с лихвой.

Шли к травнице с ранами и переломами, чтобы обработала и перевязала на совесть и не мучила пиявками, как злодей Вернер, шли и роженицы, кто не доверял своим деревенским повитухам. Так что вроде и была Чёрная Галка бельмом на глазу, но и обойтись без неё было трудно. Тем более что за свои услуги Ют брала немного, и всё больше продуктами да тряпьём, либо просила помочь по хозяйству: воды натаскать, дров нарубить. Деньги она принимала редко, их ей некуда было тратить.

Ориентируясь по приметному флюгеру на доме аптекаря, Ют дошла почти до конца тропинки, где и свернула в сторону огородов, прошла вдоль невысокого покосившегося забора и вышла в одно из ответвлений единственной сквозной деревенской улочки. Отсюда до нужного дома было уже рукой подать, и она, малость напугав своим появлением нескольких старух, вышедших погреться на утреннем солнце, тихонько добралась до места и постучала в калитку.

Влас, выглянув наружу, торопливо посмотрел по сторонам и, убедившись, что никто не смотрит, впустил её внутрь. Ют прошла по дорожке прямиком к дому, старому, но ухоженному, на пороге которого её уже ждала дородная пожилая женщина, кутавшаяся в шерстяной платок.

– Пришла, милая, проходи скорее, - сказала она Ют и поспешила проводить гостью в дом.
– Заходи, из прихожей направо.

Коренастый мужчина лет сорока лежал на узкой кровати у окна. Глаза его были закрыты, бледный лоб покрыт испариной, под глазами залегли глубокие тени, а тяжёлое дыхание срывалось на хрип.

Ют поставила на пол свою котомку, приблизилась к ложу больного и замерла в нерешительности. А что если оно? Она хорошо помнила больных шахтёров, к которым её приводили люди из артели. Они называли болезнь чумой или чёрной лихорадкой, хотя и то, и другое было неверно.

Тело больного чумой покрывалось уродливыми сочащимися гноем наростами, испуская при этом тошнотворный трупный запах, а лёгкие переполнялись кровью и другими выделениями, что отторгались в приступах жесткого кашля. Чёрная лихорадка же отличалась тем, что вызывала такой жар, от которого несчастные больные буквально сгорали в считанные часы после проявления первых симптомов. Но эта напасть была чем-то иным, с чем Ют никогда ещё не сталкивалась.

Больные умирали быстро, за несколько дней, и лишь самые дюжие держались около недели, прежде чем впасть в спасительное забытье и испустить дух. Но при этом казалось, что болезнь намеренное мучает своих жертвы, истязая их день за днём, по капле высасывая жизненные силы, чтобы оставить после себя истощённое и окровавленное тело. Многие из несчастных шахтёров, которых Ют довелось повидать, умоляли лишить их жизни, а у кого-то не хватало сил даже на это.