Дома, тщательно закрыв за собой дверь на все замки, накинув цепочку и подперев ее поставленным "на попа" обеденным столом, Антон устало опустился в кресло, поставленное как можно дальше от дивана, лицом к нему. Парень еще раз, внимательно, осмотрел стену, не обнаружил никаких пятен, нащупал в кармане переделанный под боевые патроны травмат и немного успокоился. Все окна он тоже тщательно закрыл и зашторил, во всех комнатах включил свет, И, чтобы не оставаться в тишине, включил и телевизор в зале. Шла какая-то вечерняя развлекательная передача, ведущий петросянил, музыка играла, самое то.

Антон рассеянно нащупал в кармане ту самую фляжку, открыл ее и, не имея сил возиться с сахаром, капнул себе пару капель Крови прямо на язык. Словно нашатыря проглотил - у Антона перехватило дыхание, от невыносимой горечи на глаза навернулись слезы, а язык онемел.

С внезапной ясностью и пустотой в голове парень встал, и нетвердым, сомнамбулическим шагом прошелся по комнате. Затем, тем же движением лунатика достал из кармана ученические мелки, о которых уже совсем забыл, очертил кресло тремя разноцветными кругами, затем по периметру каждого круга начал мелко, убористо вписывать какие-то непонятные себе самому знаки. Там были стилизованные череп с перекрещенными костями, песочные часы, навесные замки с дужками, оскаленные собачьи головы, какие-то цветы и все это перемежалось вовсе непонятными закорючками. Затем такой же пейзаж он написал вокруг дивана, передвинув его на середину комнаты, прошел к входной двери, убрал стол и размашистыми, уверенными линиями отчеркнул порог, прошелся мелком по косяку, будто гонял тараканов "Машенькой". По центру двери Антон и вовсе начертил звезду, вписанную в пятиугольник, вписанный в треугольник, вписанный в круг, затем еще к первому треугольнику добавил второй, но вершиной не вверх, а вниз, так что получилось очень похоже на флаг Израиля. Все это Антон покрыл великим множеством мелких рисунков , зигзагов, спиралей, восьмерок и прочих письмен, забивая ими буквально каждое свободное место, не занятое основными линиями узора.

Лишь когда от последнего мелка остался огрызок, рассыпавшийся в пальцах, слегка припорошенный мелом Антон очнулся, удивленно посмотрел на дело рук своих и на шаг отступил от двери.

"Че это за херня вообще? Это че, я под кайфом такое нарисовал? Хера себе у меня галюны были!"

От железной двери тянуло холодом, несмотря на разгар лета. Антон поежился и решил прикрыть еще и внутреннюю, фанерную дверку, на автомате глянул в глазок на площадку и обмер!

Перед его дверью, на пустынной лестничной площадке стоял какой-то мальчик! Лет восьми, в желтом пуховике и вязаной шапочке с помпоном, он сжимал в опущенных ручонках тяжелый ученический ранец и, видно, пакет со сменкой. На резиночке из рукавов свисали варежки. Пацаненок простуженно шмыгнул и поднял лицо, посмотрел, показалось Антону, прямо на него!

– Дяденька, пустите переночевать!
– Плаксивым голосом жалобно заканючил он - Я заблудился, замерз совсем!

– Э!!!
– Сипло, не своим голосом заорал Антон - Пошел отсюда нахур, мальчик!
– От волнения голос Антона дал петуха, а сам он отшатнулся от двери, как черт от ладана. Он узнал пацана. Это Виталька, одноклассник его! Совсем не изменился!

Дверь содрогнулась от страшного удара, но выдержала . С лестничной площадки разнесся леденящий душу, нечеловеческий вой.

– В кус-с-ски ис-с-скрош-ш-шу-у-у-у, хорек!
– Грозно молвил Виталик человечьим голосом и на дверь обрушился целый град ударов. Под аккомпанемент пронзительного визга когти полосовали дверь с минуту, затем на площадке стало тихо. Дверная ручка осторожно повернулась раз, другой, затем бешено задергалась.

– Дяденька-а-а!
– Вновь жалобно захныкал Виталик - Мне страшно!

"А мне, тля, весело!" - Антон вспомнил, наконец, о пистолете, но его охватило сомнение в эффективности огнестрела против бывшего школьного друга.

"Эх, Виталька, Виталька!" - Горько подумал Антон.
– "Ведь такой мальчик в школе хороший был. Сука!"

За дверью снова завизжали, снова когти бешено заскребли по металлу:

– У-у-у! Пущ-щ-щу кр-р-ровуш-ш-шку!
– Пообещал Виталька в перерыве между визгом и скрежетом металла.

По батарее застучали:

– Безобразие! Выпустите, наконец, собаку! Я буду жаловаться! В милицию позвоню!
– Разорялась какая-то бабка-соседка.

– О! Менты!
– Обрадовался Антон, и в тот же миг по всей квартире с хлопком взорвались лампочки. Погрузив ее во тьму. Секундой позже бухнул и задымился телевизор.

– Херня-я!
– Антон сиганул за кресло, достал мобильник, но тот, мигнув напоследок красным огоньком, пикнул разряженной батареей и отключился.

Антон тоскливо обхватил колени и скрючился за креслом. Ночь только начиналась и обещала быть долгой...

Через день. Снова Королёв.

Магомед, сейчас больше известный как Сулейман, вел машину и украдкой, через зеркало заднего вида, посматривал на сидящего на заднем сиденье Антона. Его горящие нехорошим, фанатичным блеском глаза и седые брови не внушали Магомеду доверия.

"Опять под кайфом, торчок хренов. Астагфируллах!" - Набожно подумал Маго. Антон перехватил его взгляд:

– Навья кость! Надо найти могилу Виталика, разрыть ее, достать кости и сжечь!

– Какого Виталика, Антоша, вац, - Ласково протянул Магомет, тревожно поглядывая на товарища.
– Не обессудь, сам рассуди. Ты утомился немного. Спал плохо. Сейчас приедем к тебе, посмотрим все. Все ровно будет. Суету не наводи, ле.

– Еще нужна кротовья лапка или челюсть рыси, - продолжил Антон, явно не расслышав слов Магомеда.
– Надо сделать оберег, чтобы эта паскуда меня выпасти не могла.

– Какая паскуда? Виталик?

– Нет! Дед этот ку-куев! Хотя Виталика тоже должно закружить по идее...
– Задумался Антон.

За таким вот разговором друзья не заметили, как подъехали к Антонову дому. Вышли из машины, поднялись на этаж. Антон почти торжествующе ткнул пальцев в покрытую глубокими царапинами железную дверь, вдавленный внутрь глазок, валяющуюся на полу оторванную ручку и оббитые, словно изгрызенные, косяки: