— Виктор, а тот, который Михаил был женат?

— Михаил? Был. И не раз. Только счастья не было. С первой прожили 12 лет, детей не было. Опасался он их заводить.

— Почему? Я вижу, как ты с Машкой возишься.

— Пила она. И чем дальше, тем больше.

— А почему столько терпел?

— Понимаешь, женщина держит мужчину не только прелестями, вниманием и отсутствием стервозности. Она должна быть другом в первую очередь, всегда с тобой и когда ты на коне и когда ты в… в общем плохо пахнущей субстанции. И даже когда готова порвать тебя на кусочки, все равно она с тобой. Потому и был с ней до конца. Цирроз печени. А от второй родился сын. Из-за него и терпел ненаглядную. Из всего пыталась дивиденды выжать – из родни, из знакомых, из меня. Развелись. Сын остался у меня. Большенький он был уже, все понимал. Подруге он только мешал в деле накопления барахла. Могла три дня обсуждать, какие цветочки должны быть на новом стуле. А другом она мне не была никогда.

— Извини, может тебе неприятно об этом. Папа твой звонил, уже второй раз. Беспокоится, куда пропал. Ты бы заехал к нему. Одиноко ему сейчас одному. На пенсию его выпихнули из отделения дороги.

— Кем работал?

— Витя, какой ты невнимательный. Все-таки отец.

— Ты права. Вот только у меня на памяти другой отец, которому я и особенно не был нужен.

— Он у тебя в ревизорах ходил, а так – он из бывших военных, до подполковника дослужился. А сейчас какие-то неприятности начались и вот – на заслуженный отдых..

— Приятное приобретение, что ж ты раньше молчала?

— Я все время забываю, что ты ничего не помнишь. А он живет в Александрове. Звони, договаривайся о встрече.

Виктор рассекал пространство на пикапе-«Москвиче» по кличке «сапожок». После своего «Мондео» ощущения были экстремальными. Объезжая колдобины, он постоянно подруливал и ловил дорогу. Агрегат гремел всеми суставами, поскрипывал и повизгивал. Чтобы как-то нивелировать эти проявления, пришлось забросить назад два мешка с песком и пригрузить задний мост. Подъехав к двухэтажной «сталинке», Виктор поднялся на второй этаж и позвонил у обшарпанных дверей. Время дверей из ДВП кончалось, наступала эра бронированных сооружений, сторожевых овчарок и, как минимум, перцовых пшикалок в кармане.

— Заходи, заходи, совсем пропащий. Забыл старика. Нина говорит, строителем стал. Что так резко профессию поменял? У тебя же и так были перспективы.

— Здорово, батя! Не возражаешь, если посидим по-пацански.

— Это что у тебя? Никак «Белая лошадь»? Откуда прискакала? Да ты вроде не пьешь.

— Надо, батя, надо!

— Только с закусью негусто.

— Не боись, я все ж бугор таперича.

— Чудной ты стал.

— Дальше еще чудесатее будет.

Встали. Молча выпили первую. Мама Виктора умерла год назад.

— Да, не «андроповка». А ведь обычный самогон. Рассказывай, вижу – неможется.

— Давай накатим еще. Разговор будет долгим. Короче, в конце октября снесло мою ученую крышу и ролики зашли за шарики. Иными словами, утратив почти всю прежнюю память, теперь я знаю, что произойдет на десять лет вперед и заметь, в деталях.

— Ты это серьезно? Хотя на тебя это не похоже – ахинею нести, всегда был педантом. Заинтересовал. Чую, грядут не лучшие времена, тянет каким-то дерьмом.

— Ждет нас, батя, полная жопа. Союз развалится так, что даже татары независимость объявят. Экономика до конца 91-го еще подергается по инерции и понеслась.

— А КПСС? Так и отдаст власть?

— Тихо скончается. Все сгнило.

— Тебе, Витя, к врачу надо.

— Был даже у психиатра. Здоров, как бык, только прежняя память исчезла, как ежик в тумане. Чур, мне пока не наливать, организм еще не сенсибилизировался.

— Я уже хотел сказать, что царь-то у нас ненастоящий. Хотя далеко не всю ты мне правду выкладываешь – от Виктора в тебе немного осталось, только внешность.

— Расскажу всю – еще больше не поверишь. Припрет – спрашивай.

— Что-то от меня тебе надо. Раньше тебя допуски и посадки больше интересовали.

— Очень надо. Ты нужен. Поговаривают тут отдельные родственники, что служил ты до ревизорства в хитрых войсках. Колись. Спросить ни у кого нельзя. Дядюшка-мент наш, больно уж хитрожопое впечатление производит, хотя в деле и он пригодится – скоро ему вилла понадобится, без нее всем буграм будет впадлу.

— Ну, партбилет он уже бросил, процесс пошел. Теперь ратует за демократию. Извини, но общаюсь с ним редко.

— Что ж, я не ошибся, подозревая, что Иван Михайлович – то еще дерьмо. Созрел для вопросов?

— Вопрос первый. Сегодня – 18 марта, что случится в самом ближайшем будущем, только без тумана в виде – "вероятно", "возможно", "не исключается".

— Да ради бога. Через два дня умрет Лев Яшин, через неделю – наши танки войдут в Вильнюс, через месяц – умрет Сергей Филиппов. На память никогда не жаловался.

— М-да. Ну, а так сказать в мировом масштабе, как говаривал Василий Иванович?