Двое мужчин разных возрастов, разных профессий и из разных времен обмениваются сознаниями. Удасться ли им выжить в новых условиях? Изменяться ли они, как личности?
Часть первая
Нина Георгиевна Баширова, в молодости Мочалова, проснулась от резкого толчка. По ее ногам ходил супруг Виктор. Он стоял на кровати и растерянно топтался на стареньком не первой молодости матрасе, от чего последний издавал слабые стоны. Супруг был крайне возбужден: он озирался по сторонам, фокусируя близорукие глаза, изо рта раздавались полупережеванные возгласы. Обеспокоенная Нина Георгиевна, сгруппировавшись во избежание возможных бытовых травм, задала естественный вопрос:
— Виктор, что с тобой? Что случилось? — на что получила в ответ целый букет:
— Вы кто? А где я? А это я?
Супруга озадачилась и весьма, поскольку муж не был замечен в алкогольном и иных бреде, не привлекался, не выезжал, не владел. Напротив, характером был мягок, пунктуален до занудливости, интеллигентен и местами застенчив.
Сейчас же он бормотал что-то вроде:
— Бля, ну и попал. Полная жопа. Все расплывается. Замуровали, демоны.
— Витя, ты хоть очки надень, — посоветовала сокроватница.
— Какие очки, тетка, никогда их не носил.
— Это кто тетка? Я тетка? Я тебя моложе на семь лет, ты что, забыл? — с этими словами супруга отбросила одеяло, встала во весь гвардейский рост и разгневанно уперла руки в бока. Реакция мужа оказалась парадоксальной.
— Ну ни хрена себе. И это теперь все мое? Мой любимый размер. А я-то как сюда попал?
— Витя, очнись! Нá твои окуляры, протри глаза!
Однако после того как очки были закреплены на месте, муж совершенно потерялся.
— Это какой город? А год хоть какой?
Рассерженная и расстроенная Нина Георгиевна вышла на кухню, куда тут же заглянула дочь, разбуженная стенаниями.
— Мама, что случилось?
— Твой папа сошел с ума, меня не узнает. Сходи к нему, может он и тебя забыл, негодяй!
Дочь тихой мышкой прошмыгнула в родительскую спальню. Родитель в одних семейных трусах сидел на кровати и рычал самым натуральным образом.
— Папочка, что случилось?
— А ты похоже, моя дщерь? — спросил папочка угрюмо.
— Что такое дщерь?
— Давай я лучше сам тебя поспрашиваю, — ответил папа.
— Давай, — покладисто согласилась девчушка.
— Что я Виктор, я уже понял. Что очкарик – тоже. Ты скажи, где я работаю и кем, ты хоть помнишь?
— Конечно, — опять согласилась девочка. Ты инженер-конструктор на заводе. И все время работаешь, а сегодня воскресенье.
— А в каком городе мы живем? — вкрадчиво спросил папочка.
— В Карабаново.
— Мама моя, хорошо, что не Магадан. А год-то какой?
— Папочка, наверно, ты заболел. Дай я лоб тебе пощупаю. Лоб как лоб. А год одна тысяча девятьсот восемьдесят девятый.
— Опять!?
— Дочь, я все забыл, придется тебе все мне разъяснять, ты ведь мне поможешь?
— Хорошо, папочка. Я только в туалет сбегаю.
— Ну что там наш папа, пришел в себя? — спросила пробегавшую девочку Нина Георгиевна.
— Мама, представляешь, он все забыл. Он помнит только свое имя. Ой! — дочь исчезла за дверью.
— Этого нам только не хватало, — женщина опустилась на жалобно скрипнувший стул.
В это время Виктор Егорович, обхватив голову руками, сидел, раскачиваясь на кровати и тихо матерился.
Еще десять минут назад он катался на коньках в ледовом дворце с внучкой. Катался он плохо и если бы не внучка, никогда бы не решился на это скользкое дело. И десять минут назад от легкого толчка сзади он, поскользнувшись, рухнул на лед со всей дури. Похоже, лед оказался крепче его собственного лба. А сейчас он тут в Карабаново на кровати, а там Галечка в Сыктывкаре.
— Ладно, пойдем на новые семейные разборки. А мамашка хороша, да и этот Виктор тоже помоложе меня прежнего лет на двадцать. Девчонка просто прелесть, видимо Витюша папик еще тот. А в стране Миша открывает железный занавес на распродажу. До переворота полтора года. А я член или не член? Что за мысли? Пойти рожу сполоснуть.
Бочком проскочив мимо двери на кухню, Виктор заглянул в зеркало. На него смотрел парень лет тридцати пяти шпионской, то есть незапоминающейся внешности, рослый и в идиотских очках. Две вялые макаронины изображали руки, из-под майки выпирал подозрительный животик. Классический ботан. Выбрав из трех щеток самую большую, Виктор, подивившись на это креативное творение недоразвитого социализма, выдавил зубную пасту из тюбика с надписью «Поморин» и, кривясь от едкого вкуса, стал чистить зубы. Зубы были настоящие и крепкие. Кажется это новообретенное тело не курило. Увидев на полочке станок с незабвенным лезвием «Спутник», Виктор стал озираться в поисках электробритвы – душа протестовала против обдирания физиономии. Ну вот он – ветеран «Харкив». И вообще что капризничать. Помнится брат-арматурщик после смены смывал копоть с лица фосфатом и ничего.