А красавица я – гуси-лебеди крылья складывают, когда обнаженная в серной кислоте купаюсь и раздаю оплеухи инопланетной форме жизни.

Да толку что? Что я имею от оплеух, кроме чувства самосожжения – никто и пенса мне не подарил, не поднёс стакан фиолетового крепкого, не назвал корытом с бельём. – Каракатица вздохнула, замахнулась для новой, завершающей оплеухи, словно пять лет страдала куриной слепотой, а сейчас наступила на мину и прозрела.

— За… крой… свою… пасть… заткни… устрицу! – графиня Алиса с оттягом опередила оплеухами, отшвырнула Каракатицу в золотой трон Повелительницы Тьмы. – Рассуждаете, а благородства и степенности в вас меньше, чем у истопника Ваньки из Института Благородных девиц.

Не скрываете подноготную, а следовало бы вам оробеть, сконфузиться, прикрыть жвалы платочком с монограммой – всем, слышите меня, несчастные порождения тьмы и беззакония, безобразники, хулители прекрасного, осквернители девственного покрывала января, – все облагоразумьтесь, найдите совершенство в моих словах и губах стыдливой барышни.

Графиня Алиса широко пошла, раздавала оплеухи, увертывалась от встречных ударов – мощный косарь на заливном Вологодском лугу, а не девушка.

Наткнулась на мумию в погребальных бинтах, словно только что из ожогового центра убежала.

Мумия замахнулась, неловко, больше себе вреда причинила в замахе, чем графине, но не успела отвесить оплеуху.

Графиня Алиса подпрыгнула, в прыжке двумя ногами ударила мумию в грудь – артисты цирка Шапито позавидуют удару графини, – добавила смачную, смазанную крепкими домыслами, оплеуху.

Мумия с загробным стуком рассыпалась, голова – череп каннибала – цокала зубами, шелестела бинтами в предсмертной речи – так умирающий артист оригинального жанра перед смертью признается в любви к Родине:

«Вроде бы и не жил!

Жизнь – опавший лист клёна на вырванном листке календаря!

Никто не подарит мне саблю в день моей смерти!

А, Правда, где?

В чем, Правда, сестра?

В Силе и Деньгах, Правда?»

Графиня Алиса хмыкнула, скромно опустила голову – не подобает барышне беседовать с незнакомыми мертвецами мужского пола.

Прошла два поворота, перепрыгнула – легко, по-казачьи – через огненное озеро.

Из озера вылетели красные руки в кремниевых лишаях, тянулись отвесить оплеухи, словно в последних движениях заключен смысл строгой и когтистой жизни рук из магмы.

Графиня Алиса опередила руки, оглянулась, показала хулителям кулак, но тут же себя одернула за поведение, недостойной приличной девушки с потупленный взором потомственной скрипачки.

— Засиделась ты в девках, графиня Алиса! – на помост правой груди Алисы прыгнул сверчок – умилительный, потешный, интеллигентного вида – во фраке, в иудейском котелке защитника Прав и Свобод, в премиленьких красных туфлях с загнутыми носами, в рыжих панталончиках, а в тонких руках классового врага – изящная золотая свирель (графиня Алиса сразу поняла, что – золотая, разбирается в золоте, как Хрюша в желудях).

Сверчок забавно подпрыгивал на груди графини, напевал с шепелявеньем дубов Бургундского Леса:

— Я веселый сверчок! Ок! Ок! Ок!

Своё Счастье ищу! Щу! Щу! Щу!

На груди топочу! – Чу! Чу! Чу!

— Очаровательный безобидный покоритель дамских сердец! – графиня Алиса зарделась, прикрыла свекольный ротик ладошкой, проворачивала в мозгу правила общения с незнакомыми животными и насекомыми – не порочит ли честь знакомство со сверчком? – В вас я сразу признала скромного музыканта – день рождения, Праздник Послушания вы!

Приятно встретить хорошо обутого интеллигента в адских подземельях, где нравственности – ни на грош.

Мир праху вашего батюшки! – графиня Алиса в наивысшей точке эстетического наслаждения хлопала в маленькие мелкобуржуазные ладошки.

Хвалила себя за доброту к примитивным формам жизни.

Обещала, что за проницательность – потому что угадала в сверчке-музыканте добрую душу нераздавателя оплеух – наградит себя лакричной конфеткой с ароматом благородства.

Ох, как ошибалась графиня, наивная институтка с очами-озерами.

Глаза выплакала по ночам, романы французские сентиментальные изучала, а коварного злодея со свирелью не распознала во франте сверчке.

— Не заслужила ты лучшего жениха, чем чёрт, графиня Алиса! – Сверчок подпрыгнул, правой лапкой ударил по правой щеке Алисы, отлетел и флейтой влепил по левой щеке, слезу вышиб из добродетельной девушки в короткой юбке-лоскутке. — Бедна словами, богата мимикой и жестами – в театр Мимики и жеста тебе дорога – буфетчицей или уборщицей сортиров!

Эгоцентристка, за семью печатями лжи не замечаешь идеологии фей, игнорируешь культ личности, неблагодарная вакханка.