Огурчик улетел во тьму; в чёрном-пречёрном тумане хрустнуло, заверещало жалобно – так поёт оперная певица на похоронах штангиста.

— Сжечь тебя, отдать на корм тритонам, графиня Алиса! — Белый Кролик оклемался после крысы и пряничного шкафа с тремя тонами нижнего белья герцогини, выглядел, как помятый галстук мажордома. — Проницательность я бы проявил, язвил бы по поводу того, что ты без жениха, а Принц на Белом Коне, наверно, протух в болоте средневековья, упивается на свадьбе с горгульями, к тебе не спешит, словно у него вместо ног – рыболовные гигантские крючки.

Мучайся, обзывай себя откровенной барышней, раздумывай о безнравственности – назовут тебя безнравственной, очернят в Институте Благородных Девиц – слыхано ли, видано ли, чтобы девушка преступница без одежд пинала живые зеленые огурцы?

Имя тебе – Внушение!

— Вот и Принц! АХАХА! — графиня Алиса не обратила внимания на слова Белого Кролика – не Король он, поэтому словам его нет доверия; благородная барышня не откликается на призывы черни. – И Белый Конь под Принцем!

ОХОХО! Счастье-то привалило неземное, словно я нашла сундук с неизвестными рукописями композитора Иоганна Себастьяна Баха. – Графиня Алиса целомудренно покраснела, захлопала в ладошки, но укорила себя за излишнее проявление чувств, убрала ручки за спину, с негодованием смотрела на — кажущиеся при Принце горами – упругие груди – дом родной.

Величественный, смуглокожий, со смоляными кудрями Принц подъехал к графине Алисе, вперил в неё строгий взгляд чёрных выпуклых глаз, оценивал девушку, как на рынке рабынь в Стамбуле.

Миллионы куртуазностей – скромных, благочинных – пронеслись в мозгу Алисы; задумалась над ходом беседы, над плавным, неторопливым – чтобы без потери морали – течением разговора с Принцем, ощущала, как жгучая радость поднимается к голове и падает в низ живота.

Принц наклонился – вот-вот поцелует страстно, жадно – но не вина графини Алисы, она не виновата, овечка перед свадьбой; но не поцеловал, ох, как не поцеловал красавчик огнеподобный.

С оттяжкой – левой рукой в белой лайковой офицерской перчатке – отвесил по правой щеке зардевшейся, сконфузившейся графини оплеуху – словно медаль на щеку привинтил.

Развернулся и без замаха – профессионал общения с барышнями – правой рукой по левой щеке графини Алисы – БАБАЦЦЦЦ!

Ловко, по-казачьи, по степному выхватил нагайку с вшитой свинчаткой, и нагайкой по белому личику графини Алисы – ХЛЁСТЬ! ПОХЛЁСТЬ!

Графиня Алиса машинально схватила руку Принца, дернула на себя и лбом ударила в нос наследника Престола – так усердный петушок долбит гранит в поисках маковых зёрен.

Хряснуло, нос Принца превратился в блин на Масленицу, лицо – сковорода кочевника.

Принц свалился с испуганного Белого Коня, левая нога запуталась в стремени, будто ждала своего часа пять лет.

Графиня Алиса машинально отвесила Белому Коню оплеуху; призадумался Конь, косил лиловым глазом, не осуждал, размышлял: ответить ли оплеухой на оплеуху, но заметил чёрный огонь в очах благородной девицы, ржанул, и понёс, рванулся в самый широкий – как улыбка Белого Кролика – проход.

Принца тащило за Конём, он ударялся головой о гробы, кувшины с прахом гномов, в полузабытьи кричал раненой уткой:

– Ещё миг – и свадьбу бы сыграли с колоколами и песнопениями, Вселенскую свадьбу, клянусь Чёрной дырой!

Теперь же, искусница, ищи меня в Тридевятом Царстве, в Тридесятом Государстве!

Вальпургием! Слышишь, девица! Сына нашего Вальпургием назови!

— А хорошо ли я поступила? – графиня Алиса журила себя, кусала губки, искала в них Истину! – Принц ко мне со всей душой отзывчивого жениха – оплеухи — традиция, бьёт, значит – любит, а я проявила нетерпимость по отношению к благородному молодому человеку с седыми висками искателя приключений в домах непотребности.

Не окрасились зрелостью и обдуманностью мои оплеухи скромной арфистки, любительницы французских романов.

Так с Принцами и с Белыми Конями не поступают!

Алиса опустила плечи, с раскаянием старца пошла по каменному зловещему подземному лесу, сбивала могучими жизнеутверждающими грудями сталагмиты, но не замечала боли, журила себя за поспешность, за девичью непредусмотрительность, называла нехорошенькой торопыгой:

— Что скажет в ответ на мои выразительные поступки преподаватель скрипки князь Бажов Лазарь Андреевич?

Во мне множество прелестных качеств: гордыню поборола, отзывчивая, развитое чувство товарищества с графинями; золото я, а Принц – бедненький, не оценил!

Не пойду за ним в Тридевятое Царство, в Тридесятое Государство!

Мне Отчизна моя милей! – графиня Алиса спорила с собой, доказывала, щелкала пальцами, вспоминала стихи Овидия в оригинале, испытала на себе все психологические способы успокоения, чуть в гроб себя не вогнала, но восстановила дыхание, с удовлетворением смотрела на колыхание грудей – так в чистом поле колышутся закалённые пахари.