Шрифт:
Дня через два, прихожу со школы, а бабушка мне и говорит, даваясь смехом.
– Ну Зошка, вечером уходи куда-нибудь, а то мать задаст тебе трепку. Оказывается, я ушла в школу, а мама, собираясь на работу, поискала, с чем бы выпить стакан чая, увидела у окна конфету, схватила ее, развернула, и прежде, чем успела понять, что это не то, несколько раз жевнула ее. Пластилин насмерть пристал к зубам, мама опаздывая, бегала с проклятиями по комнате, отцарапывала ногтями прилипшийся мерзкий на вкус пластилин от зубов, ни минуты не сомневаясь, что я подстроила это нарочно, и, пригрозив проучить меня как следует вечером, в ярости ушла на работу.
В этот день после школы я действительно смоталась к Зойке, дабы не попадаться матери на глаза, а вечером, когда я вернулась, мама лежала в постели, а когда мама в постели, трудно себе представить, что что-то может заставить ее оттуда вылезти.
– Ну бесстыжие твои глаза, накормила родную мать пластилином,- только и сказала она.
Я не стала в этот вечер оправдываться, боясь, что начну смеяться и разозлю мать.
В классе нашли бутылку, кажется из-под коньяка, а может вина, не помню. Бутылку нашли в парте заднего ряда и устроили настоящее разбирательство. Верушка подняла целую бучу - пьянство в классе. Оказалось, что бутылку принес в класс Алик, но кто непосредственно участвовал в распитии, выяснить не удалось. Думаю приложились все мальчишки. Помотав Алику нервы, историю замяли. Авторитет родителей Алика оказался сильнее Верушкиных амбиций, хотя крови, наверное, она попортила им предостаточно.
После этого происшествия Михаил Аронович, заходя в наш класс, поднимал руку и кричал:
– Привет мальчики!- При этом пальцы правой руки у него были сложены, известным образом: Сообразим на троих - как мне объяснила Зойка.
Мадленка Оганезова жила в хорошеньком домике на улице Маркса, принадлежащем ее семье. В одном доме с ней жила ее двоюродная сестра Жанна, старше Мадлены, моя ровесница, тоже армянка, смуглая девочка с испуганными круглыми карими глазами, не такая хорошенькая, как наша Мадлена, но довольно симпатичная. У нее появился дружок - красивый мальчик грузин, звали его Зураб, фамилии не помню. Он по-видимому, был приятелем Павлика, так как мы с Зойкой сфотографированы с ним и еще одним парнем на бульваре, и снимал Павлик.
Где и когда они сумели согрешить, не понятно. Но повторилась обычная, банальная в сущности история - банальная для всех, кроме действующих лиц - Жанка забеременела в свои пятнадцать лет. И никому не сказала об этом, хотя ей было плохо, у нее был сильный токсикоз. По утрам ее рвало и ее усиленно лечили от гастрита. Но она молчала и позволяла себя лечить. Очевидно, она знала, что с ней происходит, ведь цикл нарушился, а в этом возрасте мы уже все знали, что отсутствие месячных первый признак беременности. Только когда стал виден животик наконец прозревшие взрослые потащили ее к гинекологу. Был уже шестой месяц беременности. Разразился большой скандал. Зураб ни за что не хотел жениться, мотивируя это тем, что раз она уступила ему до брака, значит могла и с другим, а на такой он не хочет жениться. Но мать мальчика настояла на браке и их поженили.
Мадленка тихонько, быстрым шепотом рассказывала в раздевалке нам всю эту историю, о которой кое-кто из нас уже слышал. Рассказывала, переживая, не понимая, как это могло случиться с ее сестрой, девочкой из хорошей семьи, с которой она общалась изо дня в день, как она так потеряла голову, что забеременела в 15 лет.
А я с чувством глубокой жалости представляла себе, как страшно было Жанке, совершенно одной, беременной, в каком она была одиночестве и растерянности.
Когда у нас были городские соревнования, нам давали талоны на питание. Первый раз они у меня пропали. Столовая, в которой нас должны были кормить, была далеко. Но потом нас прикрепили к "Аджаре", ресторану в центре города.
Наташа умела поменять эти талоны на деньги с небольшой потерей - за талоны на 25 рублей давали 20 рублей денег.
Я как-то не умела подойти к официантке с такой просьбой и отдала талоны маме. Она пошла, купила пару жареных цыплят, а на оставшиеся деньги - около килограмма красной икры. Стояло лето, холодильников не было и мы ели, ели эту икру столовыми ложками, угощали родственников и знакомых, хранили в импровизированных холодильниках - ставили продукты в таз с холодной водой, сверху покрывали мокрым полотенцем, но все равно немного икры испортилось.
В следующие разы мама была аккуратнее, талоны были действительны в течение 2 недель, и мама покупала там масло, сыр, колбасу - хоть и с буфетной наценкой, но это был мой непредвиденный заработок.
Каждую осень в Батуми приезжали из Москвы теннисисты - поиграть, позагорать, когда сезон игры в Москве уже кончился. Приезжал и Николай Озеров, тоже любитель постоять на кортах. Именно постоять, бегать со своими габаритами он не бегал, зато был мастер подрезанного укороченного мяча и его противник бегал по корту как очумелый, весь в мыле.
Приходя утром на корты, Озеров обязательно здоровался со всеми за руку, знакомыми, незнакомыми, мужчинами, женщинами. Однажды принес газету с фотографией членов правительства на трибуне и предлагал 25 рублей тому, кто скажет, что это за молодой парень стоит вместе с правителями и их приближенными на трибуне мавзолея. Народ с интересом разглядывал снимок, но предположений не было, и 25 рублей остались в кармане у Озерова.
Мы, дети, не очень любили, когда приезжий народ мешал нам играть, но знаменитый комментатор был с таким искрометным чувством юмора, что к нему наше нерасположение не относилось, и даже Вовка Шавлис, наш чемпион, играл с Озеровым.