– Никто ж не хочет!
– пожал плечами толстый, хватая банку, обжёгся, перекинул в другую руку, потом - в сгиб локтя, прижав к груди.

– Я - хочу. Если их благородие не хочет - его проблемы. А я - буду!

– Щаз! Тебе три раза!
– возмутился я, - я тоже буду!

Сашка посмотрел на нас, на одного, второго, вздохнул, поставил банку, проткнул штыком. Замер, втянул носом воздух. И мы - тоже.

– Мир?
– спросил я, протягивая руку.

– Перемирие, - Егор хлопнул по моей ладони своей, потом потер руки друг об друга, достал из-за голенища ложку, стал разворачивать тряпочку.

– Ты мне два раза жизнь должен, - напомнил я.

– Я от своих слов не отказываюсь, - пожал он плечами.

– Вот, считай, одну долговую жизнь списал, - сказал я.

– Отстань, а? Давай уже есть. Запах с ума сводит.

– На галету намазывай - торт будет.

– И то верно.

Сидим, едим, кайфуем.

– Никогда бы не подумал, что такое удовольствие может быть в фактическом окружении врага, - пробубнил я.

– А мне напомнило мушкетёров и завтрак при Ла-Рошели, - пробубнил библиотекарь.

– Есть такое дело, - кивнул я.

– Это где?
– не понял Егор, - За границей?

– Это в книге. И, да, во Франции. Книга такая есть. Про буржуев французских, - ответил я.

– Это мы - как буржуи?

– Получается, так, - пожал я плечами.

– Они там так же завтрак устроили на виду у неприятеля, - пояснил Сашок, близоруко щурясь.

– И чем там кончилось?
– спросил Егор, намазывая очередную галету.

– Я не помню, - пожал плечами я, - давно читал. В детстве. Если не ошибаюсь - пожрали - ушли.

– Ну, почти так и было, - кивнул библиотекарь.

– Не понимаю - зачем об этом книги писать?
– пожал плечами Егор.

Я заржал. Сашок - следом. Егор присоединился. Ржём в три глотки. Так, что румыны на дороге оборачиваются, нервничают. Картина, и правда - сюрреалистическая - сидим в тылу противника, в открытую готовим пищу на огне, едим на глазах голодных солдат противника, беседуем о литературе. А враги - даже не рыпаются. Видишь это, понимаешь, что это правда, но не веришь глазам своим. Сюр. Стойкое чувство нереальности. Как не ржать истерично, заразительно, до боли в животе?

Мы - победили. Чувство это с восторгом растёт в душе. Победили! Перемогли! Пусть мы в тылу врага, но ведём себя, как хозяева. И враг - это чувствует, понимает. Понимает, что дела их - швах! Понимают, что воевать с нами тремя - уже бесполезно, бессмысленно. Битва проиграна. Бой с нами - лишние усилия, лишние жертвы, которые уже ничего не изменят.

Они ещё не знают, что для Румынии - проиграна не битва, а война.

Хотя, видимо, почувствовали. Судя из следующих событий.

– Дед, опять бестолковые появились, - встал Егор, отрясая снег со штанов.

Смотрю в сторону дороги. Мне видно хуже, чем Егору - танк мешает, заслоняет. И верно - что-то я расслабился. Совсем не контролирую ситуацию!

Тоже встаю, беру пулемёт, вздохнул, ругая сам себя последними словами - пулемёт - наша жизнь, а я его опять не обиходил. Вот, Лошадь, молодец - успел обтереть сотню патронов и запихать их в ленту. Лошадь оказался лучше меня! Лошара я, бестолочь, а не командир!

Но, косячить не перестал. В лом мне стало лезть под танк. Забрался прямо на него, поставил пулемёт на сошки на башне, прижал приклад к плечу, припал к прицелу.

– Идите на буй!
– орёт Егор. Он встал, справа от меня, скрыт от румын бронёй, только винтовка лежит на танке, да каска над стволом. Так же и Лошадь, но - слева. Близоруко щурясь, целиться. Этот - вообще ни во что не попадёт. Только если снова в себя.

Румын толпа на взвод точно. Идут кучно, но как табор цыган - без всякого подобия строя. Встали, посовещались. Вперёд вышел один, демонстративно положил винтовку, снял ремень, покопался в кармане штанов, вскинул над головой грязный платок:

– Не стрелять! Не стрелять!
– кричит.

– Это мы ещё поглядим!
– кричит в ответ Егор.

– Русский, сдавать!
– опять кричит этот, с платком.

– Русские - не сдаются!
– это уже я кричу. Популярный слоган-мем.

– Мы - сдавать! Капитулирен! Гитлер - капут!

– Ну, вот, Рохнин, и твоя индульгенция, - говорю я Егору.

Лошадь удивлённо смотрит на меня. Да, я знаю его фамилию. Я многое знаю того, что не хотел бы знать.

– Это чё за... ирдургеция?
– удивился Егор.