– И не спужался?
– удивился Егор.

– Как-то нет. Обиван Джедаевич научил, как не бояться.

– И как?
– Егор заинтересовался.

– Надо мусор из головы выкинуть.

– А-а-а, - разочарованно протянул Егор, - это я уже слышал. Я думал, что-то новое. Дельное.

– Мне - помогло!
– сказал Сашок.

Егор только хмыкнул:

– Что там у тебя выкидывать-то? Пустая башка и есть - пустая.

Они стали собачиться.

Я попил воды сквозь стиснутые зубы. Челюстью совсем не хотелось двигать. Больно. Сломал? Или просто отшиб? Я - не врач. И опыта у меня такого нет. В каких бы передрягах не был - челюсть сберёг. Не ломали никогда. Нос - было, ломали.

От воды стало легче. Прояснилось в глазах. Перевернулся, хотел вылезти.

– Там снайпер шалит, - предостерёг Егор.

Надо было видеть глаза Сашка.

– А я?

– Головка ты... Я знал, что с тобой ничего не будет. Дуракам - везёт. Не подстрелили же.

– Снайпер не может видеть в прицел - дурак ползёт или умный, - возразил Сашок.

– Да по тебе за версту видно - лошадь ты и есть.

И они опять начали собачиться. Всё же я выполз. Надел каску, чехол которой стал сеткой - так его располосовало вдоль и поперёк. Держался только на замёрзшей грязи. Оттает - свалятся все эти лоскутки. Приподнялся на локтях, осмотрелся.

Кое-где ходили солдаты противника, что-то собирая с тел. По дороге шли подводы, конные упряжи артиллеристов. По обочинам тонкими ручейками текла пехота.

Прорвались! Всё же они - прорвались. Стали бы они пушки снимать с позиций. Обидно. Досадно, но - что я могу?

Вот бы по ним сейчас из пулемёта! Подписать себе расстрельный приговор? У нас одна не полная лента. И та - россыпью. Их ещё надо от грязи оттереть и в ленту снарядить. И пулемёт почистить.

Раздавят. Как-то не стало у меня боевого азарта. Атака с голой, хм, кормой, на танк - съела весь запас безумия. Безумие - это если быть честным. А если душой покривить - отваги. Нет больше отваги. Рациональное эгоистическое осталось. Вот оно мне и гундело в затылок - "Не гони волну!". Не рыпайся. Не высовывайся. Свой лимит удачи ты исчерпал ещё стоя на башне. Спрыгнул - уже неудачно.

И так - шикарно повезло, что румыны не стали доводить дело до конца - не пошли "зачищать" нашу позицию. Немцы - пошли бы. Немцы - упёртые. Для них - "авось", "небось" и "как-нибудь" - понятия незнакомые, чуждые. Стрелял пулемёт - убедись, что пулемёт разбит, пулемётчики - трупы. Порядок такой. Тыл должен быть - зачищен.

Так что - повезло нам. Никто не пришёл на "зачистку". Тупо - повезло. Но, испытывать удачу - больше не хочу. Незачем. Бой - проигран. Даже открою я огонь, положу ещё десяток румын. Потеряю этих двоих, возможно, сам сложусь - не вечно же Рояле-отправителю спасать меня? На результате битвы это никак не отразиться. Как текла река румын - так и будет течь. И ладно бы - в этом была опасность для других бойцов нашей доблестной, непобедимой и т.д. Красной Армии, тогда был бы смысл в наших смертях. Так нет же - побродят эти цыгане по заснеженной донской степи, помыкаются, помёрзнут, поголодают, да и начнут сдаваться сотнями в плен. Так было по учебникам истории, что я учил в школе. Почему сейчас станет иначе?

Посмотрел на белое пятно Солнца, что едва пробивалось сквозь марево свинцового неба. Снег будет к вечеру. Укроет павших, как саваном. До весны. А нам - прошкериться до темна. А там - видно будет. Не впервой, авось, из окружения выходить.

Посчитал замершие гробы танков. Из спортивного интереса. Шесть. С моим. А вон вижу и наш броневик БА-10. Двери - распахнуты. Башня - набок. Стоит на пепелище, как памятник.

Итак, шесть. Хотя, что там, за пепелищем села - не вижу. Там ещё были, у наших, пушки. Могли ещё набить.

Хотя, какая разница? Шесть или шестнадцать? Ясно одно - даже если румыны и прорвались, далеко они не уйдут. Как боевая единица из расчётов штабов противоборствующих сторон это подразделение румынской армии исчезнет. И продолжительность их одиссеи зависит только от наличия у нашего комфронта генерала Рокоссовского загонщиков. Той же конницы. Рокоссовский же командует нашим фронтом? По-моему, так. Да и этот гамбит с мешком окружения со специально оставленной прорехой - хитро. В его стиле.

А может свалить сегодня ночью из доблестных рядов непобедимой штрафной роты, найти генерала, спросить в лоб: "Помнишь меня?" Смешно. Вспомнит ли он командира полка самоходок, которому вручал знамя? Сколько у него было таких протокольных мероприятий? Запомнит ли он? По себе сужу - такие протокольные процессы в памяти не задерживаются. Идею записываем в раздел бредовых.

Мои соратники, наконец, перестали брехать. Поражение потерпел библиотекарь. Иначе и быть не могло, он же - интеллигент! Егор - не интеллигент, он не может стерпеть, смолчать. Он и довел толстого до того, что библиотекарь решил отмалчиваться. А молчащего толстяка и Егору стало неинтересно подкалывать.

– Что решил, командир?
– спросил Егор. До меня решил докопаться?

Я покачал головой. Боец нахмурился.

– Тут будем сидеть или прорываться будем?

Опять качаю головой. Тыкаю пальцем в землю. Ещё больше хмуриться. А ты думал, я там точку прорыва искал?

– И долго?
– опять спросил Егор.

Я ткнул в Солнце, провел рукой на запад.

– До вечера? А ночью?

Я пожал плечами. Там видно будет. Вполз под танк, на расстеленную румынскую шинель, ещё одной - накрылся. Ждём. У моря погоды. Идти нам некуда. К своим - не прорваться. И, где они - свои? Что от роты осталось? А к другому подразделению выйдем - дезертирами посчитают. Мы и так - штрафники. Куда дальше то?

Пригрелся - уснул. Как тот дембель - опытный, быстрозасыпающий.