Шрифт:
Но в тот момент - реально снесло крышу. Только в таком состоянии человек может сделать такое - я влез на башню танка, расстегнул ширинку (там и расстёгивать особо нечего - всё давно порвано) и помочился в люк танка. Стоя в полный рост на крыше башни танка. На виду у тысяч пар глаз.
Почему меня не убили тогда - ума не приложу.
Закончив своё грязное дело, спрыгнул с танка. Высоту танка представляете? А я ещё и в окоп угодил. Приложился - основательнейшим образом. Коленом себе в подбородок. Да ещё и пулемётом по каске. Что прилетел в окоп позже меня. и на меня. Естественно - вспышки фейерверков в глазах, кровавый туман. И я, как тот Ёжик в тумане, кричу:
– Лошадка!
Ёжики в тумане.
Очнулся, застонал. Спохватился - а вдруг рядом враги? Схватился за нож.
– Тихо, Дед, - шепчет голос. Это один из моих бойцов, один из обожжённых. Егор.
– Чё немсы?
– с трудом мычу. Челюсть болит - сил нет! И шея. И голова. Вообще - всё болит. Жевалка - больше всего.
– Лютовали. Задолбали нас минами и снарядами. Переверзева убили.
Минус 4. Осталось - трое. Со мной.
Протёр рукой глаза - забило грязью какой-то веки. Над головой - грязная плоскость. Мы под днищем танка? Хотел спросить, но лишь промычал. Больно. Передумал я разговаривать вообще.
Да, днище. Мы укрылись от смерти под подолом у самой смерти. Бывает.
Толкнул Егора, глазами показал на сторону села.
– Конец роте. Мимо нас румыны уже колоннами ходят к селу. Бой идёт где-то там. Глубже. Сейчас Лошадь вернётся - расскажет.
А зачем ты его Лошадью назвал? Это моё! Я его так называю. Чтобы ему обидно было. А если все будут так называть - не будет в этом обиды. Станет просто ярлыком прозвища. Не будет это ему стимулом.
– Еол, - позвал я бойца. Вот такая вот дикция у меня, - тут в танхе лук ессь. В тне.
– Там кровищи! Кишки, говно. Ну её!
– махнул он рукой. Не отрываясь от наблюдения за противником меж танковых катков, - пушка там - разбита. Затвор - не закрывается. Пулемёты - не смогли вынуть. Порожняк, короче. Только зря в вонючке изгваздались. Ну ты и дал! Там всё - вперемешку. Гранатой? Не, я не видел. Видел, как ты бежал к танку, потом прикрывал тебя.
– Шашипа!
– Не за что! Это тебе спасибо! Такого я ещё не видел! И не увижу! Никогда! Ну, ты дал! Одной очередью с танка всех положил! И на той стороне? Не, этого не видел. Я видел, что ты выпрыгнул из окопа и к танку шагнул - потом не до того стало. Ты ещё и танк взорвал! А как ты им гранату внутрь сунул? Открыт был? Серьёзно? Придурки! Знал бы - сам бы залез. А ты видел, как они Воробья раздавили?
Я кивнул.
– Суки! Поделом им! Мало их было убить. Правильно ты их! Мало убил - ещё и осрамил! Ловко ты придумал. Завидую. А вот и толстый. Ты не обращай внимания, Дед. Это я со страха - болтун. Так я - нормальный. Мне ещё не приходилось бывать в таких переплётах. И если бы не ты - лежал бы кучкой навоза, как Воробей. Я - должник твой. Дважды уже. Жизнь должен. Не смотри так. Я - серьёзно. Сына бы назвал в честь тебя. Но, больно уж имя у тебя... Обиван. Молдованин? Или прибалт? На чурку - не похож.
– Луссхи.
– Русский?
– Егор покачал головой, - Бывает же.
Приполз библиотекарь. Стало тесно. Это при том, что ноги его остались снаружи.
– В селе - румыны. Села-то нет уже. Всё сгорело. И румын - как грязи. Бой идёт там, за бугром, где мы вчера были. Вот, собрал всё. Вода, сухпай. Патроны и гранаты. Как вы, Обиван Джедаевич?
Егор опять осуждающе качает головой. Да, Егор, понимаю, что косяка я дал. Надо было мне назваться Обиваном Джедаевичем Кенобевым? Смешным показалось. Так, я! С мякушкой в голове! С другой стороны - я не рассчитывал так долго задержаться в этой легенде. Думал - сгину в плену, как тысячи и тысячи других. Прочтёт кто из НКВД бумаги расстрельные после войны, поймёт - куда делся Медведь. А я - выжил. К своим - вышел. И опять дурканул - назвался особисту тем же именем. Тоже, на расстрел рассчитывал. Покуражиться захотелось напоследок. Смешно? Вот теперь - ходи чучелом-мяучелом, смеши людей.
– Что делать будем, командир?
– спросил Егор. Смотрят на меня. Ждут.
Качаю головой:
– Нифефо. Жём.
– Жжём или ждём?
– переспросил Егор.
Показал ему два пальца. Типа, второй вариант. Потом изобразил работу ложкой у рта, приложил ладони к щеке, закрыл глаза.
– Жрём и спим?
– переспросил Егор.
Я кивнул.
– Вот, что мне нравиться в тебе командир, так это стиль твоего командования!
– Он улыбался, - никогда ещё мне не приказывали на поле боя спать и жрать. И выживать. Так ты приказал вначале? Я - помню.
– А румыны не полезут?
– спросил Санёк.
– Что им тут делать?
– ответил словоохотливый Егор, - тут одни трупы. А трупов - везде хватает. Зачем сюда за трупами идти?
Помолчал, сосредоточённо жуя галету, покачал головой:
– Если не полезли, когда их Дед так унизил... Долбили знатно. Если бы ты, толстый, не докумекал бы под танк лезть - точно бы крышка нам. Как Переверзеву. От позиций наших - ничего не осталось. Ей, толстый, а ты где всё это взял?
– Да не у нас. У нас можно не искать. Пришлось к румынам ползти.