Шрифт:
Дети, услышав это слово, опять засмеялись.
А я подумала: "Вот что значит отвечать не подумавши..."
И тут я догадалась и сказала:
– Это... репа!
– Молодец, правильно!
– похвалила Елена Васильевна.
После лета все дети из моей группы пошли в первый класс, а я осталась в саду ещё на один год. И пошла в школу почти в восемь лет.
Как мы вместе болели
Если я болела одна - меня отправляли к бабушке, чтобы Пашу не заражать. У бабушки болеть было интересно. Я лежала на диване перед телевизором и смотрела все передачи подряд. Время от времени пила лекарства или сладенький чайный гриб, который бабушка заваривала в банке. Бабушка говорила, что он помогает от всех болезней. А ещё бабушка умела "заговаривать" болезнь.
– У волка боли, у лисы боли, - шептала она, склонившись надо мной, - а у Даши не боли.
И мне действительно становилось лучше. И тогда мы с бабушкой играли: в домино или в лото. Или я сама играла. Строила на столе из деревянного конструктора город и прокладывала рельсы от железной дороги. У меня был паровозик с двумя вагончиками. Ключиком заводился. И поезд ехал между домов.
Но иногда бабушка не могла меня забрать к себе - она ведь работала. Тогда я болела дома. Болеть дома одной было очень скучно. Но обычно мы болели вместе с Пашей. И знаете почему? Если я заболевала, Паша просил меня:
– Даша, покашляй на меня!
А когда он заболевал, я просила его:
– Паша, покашляй на меня!
И тогда мы вдвоем лежали в кроватях и слушали сказки на катушечном магнитофоне. А мама мучила нас лечением. То надо было пить обжигающе - горячее молоко с мёдом или чай с малиной. Или рыбий жир, который пах невкусной рыбой, которой, похоже, было целое море. Приходилось закрывать нос и заглатывать ложку этого рыбьего жира. То надо было светить на нос синей лампой, чтобы сопли побыстрее проходили. А ещё нам в шерстяные носки насыпали горчицу, и она забивалась между пальцами, как песок в босоножки. И было одно желание - снять эти носки и выкинуть. То нам ставили "банки". "Банки" - это такие маленькие стеклянные баночки. Мама поджигала длинную спицу с ваткой, держала баночку над огнем, а потом прилепляла нам на спину. И так восемь или десять банок. Потом спина была сначала в фиолетовых, а потом в коричневых кружочках, как от синяков. Мы с Пашей становились похожими на божьих коровок. Потом ещё были горчичники. Это такие жгучие листочки бумаги с горчицей, которые клались на грудь или спину. Я уже не говорю о сидении в ванной на стульчике и держании ног в соли. Или как мы, накрывшись с головой одеялом, дышали над кастрюлей с горячим паром от картошки. Соленый пот так и тёк по нашим лицам. Иногда мама натирала нас какой-то невкусно пахнущей мазью. А потом ещё заворачивала в кусачий шерстяной платок - чтобы прогреться так прогреться. И капала в нос горький сок алоэ. В носу становилось щекотно. И мы чихали от него и чихали. И иногда исчихивали несколько носовых платков подряд. А уж если болело ухо... То нам столько всего клали в ухо и на ухо, а сверху обвязывали платком, что мы становились похожими на космонавтов в космических скафандрах.
И вот лежим мы с Пашей в колючих шерстяных безрукавках, невкусно пахнем суслиным жиром, на носу горячие мешочки с солью и понимаем, как хорошо, что у тебя есть брат или сестра. Потому что выдержать всё это можно было только вдвоём.
А в тот день заболела я одна. Паша хотел поболеть вместе со мной, но мама отвела его в детский сад. А потом занялась моим лечением. Я всё мужественно вытерпела и заснула. А мама ушла в магазин.
Меня разбудил звонок в дверь "дзин-дон". Я нехотя оторвалась от тёплой подушки - голова была тяжёлая, завернулась в одеяло и побрела к двери. "Наверно мама ключи забыла..." - промелькнуло у меня в голове, но на всякий случай спросила:
– Кто там?
– Это я - Паша. Открывай!
Голос был действительно Пашин, и я щелкнула замком.
– Ты чего?
– удивилась я, шмыгая носом.
– Да я какать захотел. Да и тебя спасать надо!
– озабоченно заявил Паша.
Он уселся на унитаз и заболтал ножками. Паша долго сидел в туалете. А я почувствовала слабость и легла в кровать. Вдруг в дверь опять позвонили "дзин-дон". "Ну, теперь уж наверно мама", - решила я и опять поплелась открывать.
– Кто там?
– спросила я.
– Это воспитательница, - услышала я.
Я приоткрыла дверь. На пороге действительно стояла Пашина воспитательница. Она тяжело дышала, глаза были испуганно-большими, волосы растрепаны.
– Паша не приходил домой?
– спросила она с дрожью в голосе.
– Приходил, - обрадовала я её.
– Где он?
– облегченно выдохнула воспитательница.
– В туалете.
– Дай гляну на него, - воспитательница заглянула в туалет.
Паша приветливо помахал ей рукой.
– Павел, почему ты ушёл из детского сада!?
– строго выговорила ему воспитательница.
– Чтобы такого больше не повторялось! В сад пойдешь?
– Нет, - отказался Паша.
И воспитательница ушла.
А вскоре раздался третий звонок в дверь. Это мама вернулась. А Паша уже в кровати лежит - притворяется больным. Ему тоже досталось: натирание жгучей мазью и капли алоэ в нос. Для профилактики. И чтобы из детского сада больше без разрешения не уходил.
Но зато мы с Пашей снова были вместе!
Как мы суп спасали
Мама пошла выносить мусор. У нас мусоропровод был прямо в доме. А мы с Пашей выбежали за ней. Выбежали, а дверь сама захлопнулась. У нас такой замок был - язычок сам мог задвинуться.
Вернулись мы к двери, а войти не можем.
– Ну зачем вы за мной побежали!?
– стала нас ругать мама.
– Ведь сегодня должны придти телефон устанавливать! А теперь как? Опять без телефона останемся.
Посмотрели мы друг на друга. Мама в халате и с ведром. Мы с Пашей в маечках и шортиках. Куда деваться в таком виде? Папа только вечером с работы придёт.
Мы попросились к соседке Наталье Архиповне, возвращения папы ждать. Мама и Наталья Архиповна на кухне чай пьют. А мы с Пашей по квартире друг за другом бегаем - уж очень она нам большой кажется по сравнению с нашей. Паша паровозик, а я вагончик - "чух-чух".