Добираться туда Гудим хотел окольными лесными дорогами и не опасался нападения со стороны кочевников, ведь те боялись и избегали лесной чащи. Его жена Дружина тоже надумала обратиться к богам с какой-то надобностью и уговорила мужа взять семью с собой.

Как получилось, что недалеко от капища их маленький отряд наткнулся на целую орду угров, выяснить не удалось, возможно, что здесь не обошлось без предательства. Старый дружинник смог спасти опекаемого маленького Истислава. Соскочив с коня в самом начале схватки, он унёс малыша в глухую чащобу, где они пересидели нападение. Все остальные люди из отряда погибли, а Дружина и малютка Рада бесследно пропали. В плену у угров их не оказалось, а на предложение богатого выкупа никто не откликнулся.

Своих детей у Нагибы не было, племянника он воспитывал, как родного сына, и очень обрадовался, узнав, что дочь брата жива.

Меня боярин заставил несколько раз повторить рассказ о жизни цирковой труппы, выпытывая всё новые подробности, затем попросил поделиться мыслями об её возможном нахождении.

"Будет искать", - понял я.

– Скорее всего цирковую труппу удастся найти в городах Таврики или возле Тумен-Тархана.

– Попробую что-нибудь выяснить через знакомых купцов, - решил Нагиба.
– А если не получится, - он посмотрел мне в глаза.

– Ты сможешь поехать в Хазарию и найти Раду?

Я вспомнил данное Лере обещание вернуться, и ответил не раздумывая: - Да.

Разговор так растревожил мою память, что до конца дня я ходил сам не свой, невпопад отвечая на вопросы Добрыни. Перед глазами проплывали лица друзей, вспоминались тренировки с Марцелием, шутки Кудрата, смешные песни Корнелиуса, заботливое ворчание Фриды и озорные глаза Леры. Судьба бродячих артистов непредсказуема, люди они недоверчивые и скрытные, и простые расспросы вряд ли здесь помогут, поэтому ехать в Хазарию мне придётся наверняка.

Старый кузнец не раз слышал от меня подробности похода в Саркел, узнав о намечаемой поездке, он даже не удивился, только потемнел лицом, задавая вопрос:

– Когда?

– Думаю, когда дороги просохнут, не раньше.

Перед ужином старик позвал меня в кузницу. Открыв большой ларь, он достал оттуда матово блестящую, словно чешуя огромной рыбы, кольчугу и воинский пояс.

– Примерь.

Железная рубашка мне показалась чуть великоватой в плечах, рукава свисали на пару вершков дальше локтей, а нижний край доходил до середины бёдер.

Снова закрыв таинственный сундук, Добрыня осмотрел меня и остался доволен.

– Праздники кончились, а времени осталось совсем мало, - сказал он.
– С завтрашнего утра будешь носить её, не снимая, каждый день, а на свои тренировки ещё обязательно надевай шлем и пояс. Надо, что бы эта бронь стала для тебя второй кожей. Работать тоже будем с утра до вечера, и то, боюсь, не успеем.

– Куда?
– заинтересовало меня.

– Всё узнаешь в своё время.

Поднявшись утром, я внимательно осмотрел подарок старика. Неказистая с виду рубашка предстала вдруг изделием настоящего мастера, все кольца были одного размера и одинаково приплюснуты до овального сечения проволоки, при этом каждое кольцо сцепляло четыре соседних. Половина из них оказалась плотно сваренной, а вторая половина скреплялась маленькими заклёпками, и общее количество составляло многие тысячи штук. Кольчужный мастер плёл её, наверное, целый год.

Я начал тренировку, облачившись в полную бронь, и вскоре понял, насколько был глуп и самонадеян, сравнивая себя с настоящими воинами. Бегать лишний вес почти не мешал, только нижняя рубашка вскоре насквозь промокла от пота, но все другие упражнения получались коряво и неуклюже, и даже ножи уклонялись от цели. С меня сошло семь потов, прежде чем удалось немного приноровиться к новому состоянию.

Когда, сполоснувшись и торопливо позавтракав, я прибежал в кузницу, в горне вовсю полыхал огонь, а Добрыня, вывалив на верстак кучу железных заготовок, тщательно осматривал и обстукивал их молотком, проверяя по звучанию качество металла.

Весь последний год мастер учил меня работать со сложным железом, мы ковали топоры, косы, ножи, наконечники для стрел и копий, лезвия которых наваривались из пластин оцела2. Сам оцел готовили в глиняных горшках, которые, сложив туда куски несколько раз прокованного мягкого железа вперемешку с угольной крошкой, и, замазав отверстие глиной, целый день выдерживали в жаре горна. После правильной закалки и отпуска3 такие изделия служили долго и пользовались повышенным спросом. Качество работы я тоже научился определять по звучанию лезвия, чем твёрже металл, тем звон будет чище, дольше и более тонким.

До сих пор Добрыня на мои уговоры ковать мечи, отвечал, что каждому овощу своё время, и торопиться не следует. И теперь, судя по всему, это время пришло.

– Будем меч ковать?
– радостно спросил я старика.

– Не отпускать же тебя безоружным, - проворчал тот в бороду.

Праздничное безделье мне уже порядком надоело, а руки соскучились по труду. Закопав отобранные мастером куски металла в самый жар, я стал качать меха, изредка поливая угли водой, что бы сверху образовалась сплошная корочка. Когда кузнец закончил осмотр и убрал лишние заготовки обратно на полки, железо в горне успело раскалиться докрасна. Дальше мы стали орудовать вдвоём, я вооружился большим молотом, а Добрыня, удерживая одной рукой с помощью клещей горячие болванки на наковальне, второй рукой руководил моими действиями, по мере необходимости меняя рабочий молоток с раскаточной головкой на гладилку, пробойник или зубило.