Шрифт:
Дай бог, чтобы хоть тройка зенитных орудий, обещанных генералом Калининым, помогла курсантам. Сам же Литвинюк и его бойцы не дождались помощи от артиллеристов.
С правой стороны, куда согласно генеральскому приказу, ушло с направления главного вражеского удара, более шести сотен красноармейцев, было тихо. Немцам нечего было делать в тамошних дебрях, где даже трезвый леший не пройдёт, не сломав себе ноги.
К Афоне подошел командир второго взвода второй роты лейтенант Дима Вторяков. Вообще-то его настоящая фамилия была Третьяков, но номер взвода, номер роты и чья-то прилипшая к нему блиндажная шуточка превратили Диму во Вторякова.
– Афанасий, что будем делать с ранеными?
– А где капитан Орлов?
– Я его, сразу после ранения, приказал санитару в тыл увезти.
– Правильно, штабных беречь надо, иначе хлопот не оберешься.
– Так что решаем с ранеными?
– Много их?
– Человек десять. Один в задницу раненный, как бежали, Один в голову. Он тяжелый. Остальные ходячие. Кого в руку, кого в плечо. Нет подруженьки нужнее, чем солдатская траншея. Не зря землю лопатили. Уберегла земля-матушка от многих печалей. Может и ещё кого зацепило, но я больше не видел. Человек тридцать от коллектива оторвались и где-то по лесу бродят.
– Что решаем? В паре километров, в бараках лесозаготовителей, полевой госпиталь для легкораненых был. Сейчас немец в лес не сунется. Скажи запевале, пусть покричит, да пропоет пару раз куплет из нашей строевой песни. У него глас яко у диакона. Если услышат отставшие, так на голос придут. Подождем четверть часа. Потом, Дима, оставь мне военфельдшера и раненых. И восемь бойцов, которые поздоровее. Пусть сейчас начинают носилки мастерить. Двоих понесем, остальных поведу. Так что, Дима, я решаю вопрос с ранеными и узнаю что там с госпиталем, а ты бойцов выводи. К Канютину уже не пробьешься. Не пройдешь и не успеешь. Калинин говорил, что он целый стрелковый полк отправил в лес, груши околачивать, от Канютино до станции Никитинки. Выжди, когда большак опустеет, и уходи за большак. Не найдешь полка - веди людей на северо-восток. Там наши части должны быть. Выводи людей. А я ранеными займусь.
Штауффенберг в пути
Благополучно проскочив через Канютино, Макс фон Штауффенбер сделал одну большую глупость. Он стрелял в русского генерала и не убил его. Вихляясь между выбоинами, генеральская машина оторвалась от грузовика диверсантов и исчезла за поворотом.
Это было очень и очень плохо.
Попытка обезглавить русские войска на направлении удара не удалась, а выполнение задания, возложенного на Штауффенберга, оказалось под угрозой срыва. Наверняка, увидев первое же подразделение или пост русских войск, генерал выскочит из машины и поднимет такой шум, что поставит на уши половину фронта с приказанием найти и уничтожить его группу, безнаказанно шастающую по тылам и посягнувшую на генеральскую особу.
Поскольку за любым из поворотов могли находиться красноармейцы, ориентированные на поимку или ликвидацию его группы, то нужно было бросать автомобиль и уходить далеко в сторону от своего местонахождения и запланированного маршрута или дожидаться подхода немецких войск.
Причем, ни один вариант не гарантировал успеха.
При первом варианте, не исключалась возможность обнаружения и разоблачения группы противником. Перспектива оказаться в лапах военных чекистов абсолютно не радовала Макса. Прятаться в лесу до подхода основных сил вермахта означала потерю времени, безопасное передвижение по захваченной территории и гарантировала нежелательную необходимость перехода через русскую линию обороны.
Даже машину спрятать негде. Как назло, ни съезда, ни развилки. Придорожные кюветы залиты водой, по сторонам от дороги или вековой лес или болотистые низины.
В общем, как говорят на Руси, приехали!
И всё это из-за необдуманной стрельбы по генеральской машине. Если бы это сделал кто из подчиненных, Макс не раздумывая пристрелил его.
А получается, что сам стрелял и сам поставил всю группу под угрозу смерти.
Импровизировать... Импровизировать...
Макс вышел из машины.
Приподнял полог и скомандовал - Быстро всем в лес. Метров на триста севернее дороги. Найти подходящее место, затаиться, выставить охранение и ждать. Ржавый, задержись.
Приказал и снова мысленно обругал себя.
– Опять недопустимая ошибка! Хоть и по-русски, но он назвал рыжеволосого водителя Сергея Остириковского агентурным именем, а ведь было решено обращаться на заданиях только по званиям, именам или фамилиям.
Заметил это и Остриковский, но виду не подал, только скользнул взглядом, чуть дольше и козырнул Штауффенбергу - Есть остаться, товарищ младший политрук.
– Боец Остриковский, ты сейчас немного испорти машину, но так, чтобы даже баран за пару минут разобрался, в чем причина неисправности.
– Есть испортить машину. Я, товарищ младший политрук проводок от трамплёра отломаю. И быстро, и видно, и исправить не трудно.
Приподнял Сергей боковину капота, дёрнул на себя проводок и опустил капот на место.
– Готово.
– Проверь, не осталось ли чего в кузове и кабине.
– Чисто.
– Тогда уходим.
Перепрыгнули через канаву. Отошли в глубь ельника, прилегли за кустом лещины и стали наблюдать за дорогой.