И для всего эшелона.

Это было ясно. Жест ротного, видимо, означал, что в общей определённости будущего роты неопределённой в ней была судьба каждого. В том числе судьбы Андрея и самого ротного. Это вообще-то тоже было ясно, потому что оба они не были на войне новичками.

– А он - прелесть,- показал глазами на ротного Веня.- Как отлично он все это делал! Какой класс! Профессионал! Кадровый, одно слово! Военный - это тоже профессия. Военные служат всю жизнь, и если военный делает своё дело отлично, так это тоже красиво. Так, Андрюша? Ты согласен? А? Я...

Барышев выкатил пулемёт из-под нар.

– Глянем сальники, а чистить нечего - давеча чистил. Ствол, ясное дело, протрём, смажем чуток, ну и весь глянем, где чо надо,- сказал он Андрею.

– Так ты согласен?
– повторил Веня.

– Какой там кадровый! Откуда всю жизнь? - Андрей подтолкнул Веню к скамейке, - Садись...

Нашим, на Урале сформированным полком в Туле дивизию народного ополчения спешно разбавили. Забыл? Да и у нас кадровых немного было, в основном - из запаса. Кадровых на всю дивизию, наверное, два-три десятка. И того нет.
– Андрей подвинул сапогом коробки с лентами, ящик патронов и сунул Вене ленту: - Начали!

– То есть?
– не понял Веня.

– То есть кадровых командиров. А ротный такой же студиозус из запаса. Как и я. Только мы в Финскую на срочной повоевать успели. Война снова сказала нам: "Омитемус, студиа!", мы и пошли. Сейчас командирами воюют учителя, бухгалтеры, агрономы. Народ воюет!

– Все равно он все делал красиво!
– Веня расстелил ленту у себя и у Андрея на коленях. Новенькая, из светло-серого крепчайшего льняного полотна, поблёскивая медными разделителями, она была похожа на сильную, только сменившую кожу змею. Веня осторожно погладил ленту, - И вообще за этот месяц столько впечатлений!

Разрывая промасленные пачки, высыпая из них патроны прямо в ящик - так было удобнее их брать, - Андрей подумал: "Настоящие впечатления только начинаются!" - но не сказал этого Вене, а, посмотрев ему в лицо, на котором все светилось: ореховые блестящие глаза, улыбка, свежие после сна с румянцем щеки, высокий чистый лоб,- поторопил:

– Темп, темп, Веня! Надо закончить, пока светло.

Им следовало набить все шесть лент, полторы тысячи патронов. На троих приходилось по пятьсот штук. Не разделяя восторгов однокурсника Вени по отношению к ротному, Андрей и не считал, что с ротным им не повезло. Что ж, ротный был не плох, да в армии и не выбирают командиров. Просто должность Андрея во взводе, в основном, состоявшем из студентов-новобранцев приносила ему пока одни только служебные осложнения.

Поэтому, Салах даже немного жалел своего взводного.

– Повесили хомут парню на шею.

А вот Ванятку, своего второго пулемётного номера, не жалел. Он его любил любовью отца двух дочерей, не имеющего сына. Не ругал и не корил, видя в стволе пулемёта несколько пылинок или излишек смазки. Лишь шутливо припугивал.

– Ваня, будешь плохо за нашей "машиной" приглядывать, ток я тебя после войны на своей старшенькой, на Гуле оженю. Она мигом тебя к порядку приучит и научит старших уважать.

В такие моменты, Ванятка улыбаясь смотрел на Салаха и понимал, что не может быть у доброго дяди Салаха недоброй дочери. Дожить бы до конца войны, а там можно и на Гуле жениться. Дядя Салах худого не посоветует...

... В ночь со второго на третье октября, эшелон остановился перед каким-то станционным посёлком. Остановились в лесу. До утра никто не спал, тревожась от неизвестности и неопределенности. В голове поезда, изредка, с пыханьем, выпускал паровоз излишки пара. Опытныемашинисты не гасили топку, держали паровоз "под парами", готовые тронуться в любой момент, чтобы вывести эшелон из зоны возможной бомбёжки. За паровозом мельтешились движущиеся огни фонариков и керосиновых фонарей. Слышались неразборчивые команды, конское ржание и звуки автомобильных моторов.

Станция жила своей напряженной жизнью прифронтовой станции, в которой не было места их эшелону.

"Солдатское радио" передавало из вагона в вагон слова усталого местного подполковника.

– Вот вернётся Болдин, тогда и решит, что с Вами делать. Немцы перешли в наступление. Генерал отбыл на передовую. Ждите, пока вернется. Держать вас на станции нельзя. Немцы бомбят всю округу. А отправить в войска не могу. Нет у меня для вас тысячи винтовок. Даже сотни нет! Почему вам, при формировании, пулемёты дали, а винтовки не выдали? В 20-й Армии двадцать тысяч лишних винтовок лежит, а вы на фронт без оружия прибыли. Ждите Болдина.

Генерал-майор Болдин появился перед полуднем. Услышав о безвинтовочном эшелоне пополнения, распорядился - Есть опасность прорыва противника в стыке 19-й и 30-й Армий, через Канютино. Стык должна прикрывать 30-я Армия. Отправляйте их в тыл армии Хоменко. Пускай ищет чем их вооружать и закрывает дорогу на Холм-Жирковский.

– Едем в тыл, в тыл, в тыл - от вагона в вагон передавалась последняя новость.

Опять дернулись и лязгнули буферами теплушки воинского эшелона. Кто-то заснул после бессонной ночи. Кто-то начал писать письмо домой о том, что прибыли на фронт, но в бой их не посылают.