Калач нагнулся вправо и порылся в наследии старого хозяина авто, что тихо побрякивало в бардачке. Выудил оттуда аудио-кассету и, не глядя, пихнул в утробу магнитолы. Pioneer заморгал цифрами на засаленных кнопках, и неплохо отрегулированная акустическая система разразилась громогласным Ob-la-di, Ob-la-da, напугав водителя. Не оценив такой шутки, он ударил по дисплею рукояткой пистолета, которую уже давно грел в ладони. Пластик экрана осыпался вниз, на что Калач не обратил никакого внимания. Он крутанул регулятор влево до приемлемой громкости и принялся потрясать в такт песне приятной тяжестью смертоносного металла. Такой репертуар он не переваривал и с давних пор полностью поддерживал политику люберов (хоть многие из них и сами были поклонниками подобной блевотины) относительно этих патлатых говнюков, но сейчас ему было насрать под какую музыку ехать убивать. Он разогнал машину до лояльных пятидесяти и выдохнул.

– Погоди у меня, пацан! Т-хе! Не на того, матьтую, залупился!
– подбадривал он себя.
– Еще два квартала и я, матьтую, на месте, а там...

Он вновь перевел взгляд на зеркало... и в буквальном смысле почувствовал (может, даже услышал) хруст, с которым зашевелились его редкие седые волосы на затылке. Измученное никотином сердце сбилось и никак

Тук-т у-ту... Ту... Тук-тук... Ту-ту ...

не могло вновь взять ритм. Он попытался вытолкнуть из легких воздух, но не смог. Словно операторша рентгеновского аппарата

Вдохнуть и НЕ ДЫШАТЬ!

после снимка грудной клетки, забыла разрешить ему дышать, а он был не в силах ослушаться. Вряд ли есть что-то, способное напугать человека, который перестал считать количество убитых

Штуки... когда-то я считал их штуками ...

им людей после восьмого. Но такого он никак не ожидал. Пожалуй, нет в мире людей, которые вообще могут всерьез ожидать увидеть ожившего мертвеца.

На заднем сидении был Васька Мутный - бледный, будто извалянный в тальке. С той самой дырой во лбу, подаренной ему в день рождения лично Калачом. Синяя полоска губ изогнута в ужасающей усмешке, в глазах играли зловещие

Матьтую! Матьтую! Матьтую!

фиолетовые огоньки. Во взметнувшейся руке давно помершего дельца дрожал револьвер, направленный на бывшего однокашника. Не говоря ни слова,

Еще бы он чего сказал!

мертвец нажал на курок.

– Бл...
– ошарашенный старик увидел вспышку выстрела, рефлекторно пригнулся, вильнув рулем вправо, и зажмурился.

Да щас!

Вспышка была... Но звук он услышал спереди. Точнее, резкий град звуков, будто россыпь крупных камней разом прилетела в правую часть авто, но ни один из них не напоминал оглушающего хлопка выстрела. Он вернул взгляд на дорогу. Верхний угол ветрового стекла расползся блестящей паутиной трещин, светофоры впереди моргали перспективой ненадежности желтого коридора. Проехав еще пару метров, Калач ударил по тормозам. Правая рука судорожно сжимала бесполезную сталь. Остановившись, он недоуменно глянул на пистолет, с опаской перевел взгляд в зеркало -

Чо за, матьтую, нахер?

никого! Глаза застил темный туман избытка кислорода, который ожившие легкие принялись хватать с жадностью заморенного голодом узника. Для пущей уверенности он обернулся и осмотрел сидение. Плащ бесцеремонно демонстрировал атлас подкладки.

И тут он заметил в заднее стекло небольшой черный бугорок на подтаявшем грязном сугробе у обочины. Чуть дальше на дороге валялась, судя по очертаниям, разрозненная пара обуви. Фиолетовый блеск глаз Васьки в его голове размыло мутной волной отчаяния.

– Матьтую! Этого только, матьтую, не хватало! Матьтую!
– пропыхтел старик.

Он вышел из машины в опускающийся с неба морозный воздух и зашагал

Зачем? Просто садись, матьтую, в машину и уезжай!

к горе-пешеходу. На остановке стоял ларек с тяжелыми замками на ставнях. Один из тех, отвратительно-желтых, с потертой многоголосой вывеской: хлеб, продукты, сигареты, пиво, к чаю - все, что угодно, за нашу национальную, крепко стоящую на ногах, валюту.

Из за него появилась темная фигура и побежала навстречу, смешно загребая ногами. Осмотрительность убийцы только теперь, встрепенувшись, оглянулась по сторонам - никого. Странно. Времени ведь только часов шесть.

– Эй! Эй, ты!
– орал на бегу бомжеватого вида мужик.
– Смотри, куда едешь, баран! Это же пацан еще совсем! Пацан!

В ответ виновник аварии и еще кучи смертей направил на него пистолет. Тот ничуть не испугался, упал на колени рядом с распростертым тонким телом бедняги. Одна его нога была изогнута под неестественным углом.