– Ты совсем охренел, мразь?!
– правая щека налилась пурпуром.

– Я не хотел! Прости!
– руки замерли в жесте "эй, смотри, я безоружен".

– Не хотел? Не хотел?!
– слезы, но уже не истерические - отчаянные, - вновь хлынули из ее серых глаз.
– Да что с тобой такое?! Я ведь...

Она захлопнула рот ладонью. Дима тяжело дышал и оставался неподвижным. На лице застыла смесь из удивления, близкого к испугу, и недоверия (в первую очередь, к себе).

Не хотел? Точно?

Поток слез будто смыл ладонь с дрожащих губ несчастной девушки. Руки повисли вдоль изящного тела, голова опустилась, плеснув вперед черный бархат спутанных прядей. Теперь, покачиваясь, она точно походила на подвешенную на гвоздь в закулисье кукольного театра марионетку.

– Я люблю тебя.
– простонала Юля.

Дима прыжком оказался рядом с ней, заключил ее горячее мокрое лицо в лед своих рук, поднял к себе и

Я люблю Ю... Я ее люб... Юля, я тебя л... Скажи! Подумай это, черт бы тебя драл!

заглянул в темные колодцы ее зрачков.

– И я тебя...
– и в этот момент, как ему показалось, отчетливо увидел издевательскую ухмылку своего отражения в черном блеске воды этих колодцев.

– Так, дока...
– конец ее фразы тонет в поцелуе.

Его руки жадно поглощают ее тепло. Ее руки скользят по груди и, стянув с него рубашку, спускаются по животу.

Нет !

Реле - ЩЕЛК!

И Юля, запнувшись о кресло-мешок , падает навзничь. Дима

Бл...ь! Да что со мной такое?

вздымает руки в попытке схватить себя за коротокие волосы. Он бросается к ней и хочет помочь встать. Она со всего размаху засвечивает маленьким кулачком в правый глаз, но Дима словно не замечает этого и поднимает ее за плечи так, что они становятся лицом к лицу. Соленые распухшие щеки девушки сведены злобным оскалом. Лицо молодого человека с быстро затекающим глазом и нервными желваками - сама непроницаемость.

– Прости. Дело не в тебе.

– Да быть не может! Конечно, не во мне! Ты просто фрик! Садюга!- брызжет она слюной и пытается вырваться.
– Отпусти меня! Мне больно!

– Прости меня.
– не уступает он.

Она на секунду отводит глаза. Когда взгляд возвращается к Диме, он читает в них неприкрытые презрение и злобу. Она режет его спокойным:

– Прощаю. Катись к черту. Отпусти сейчас же, немедленно. Иначе я откушу твой красивый нос к едрене фене и выплюну его в кошачью миску в подъезде.

Дима разжимает тиски своих пальцев, освобождая несчастную девушку. Он ничуть не испугался за свой нос. Лишь предался ужасному, но одному из любимых своих ощущений. На работе изредка приходилось испытывать что-то подобное, но на этот раз он подобрался слишком близко по смыслу к гиперболической миниатюре, которую нарисовал у себя в голове уже очень давно.

На ней он в каком-то музее древностей умудился задеть китайскую вазу династии Сун. Задел, обернулся и, несмотря на то, что она и мир вокруг будто увязли в густой патоке, а тело его завибрировало от избытка адреналина, просто позволил ей упасть! Он мог

старина Шредингер, должно быть , испытал бы сейчас микро-оргазм .

попытаться предотвратить катастрофу, за которую, скорее всего, не расплатится до конца своих дней. Но просто смирился.

Вот и сейчас. Отпустил тонкие красивые плечи навсегда потерянного для него счастья и, будто какое-то старое, больное, одинокое дерево с кривыми ветками-пальцами на верхушке, стоял и покачивался на несуществующем ветру. А может, это сквозняк - входная дверь открылась.

БАХ!

И щелчок дверного замка в прихожей вырывает его из почти кататонического ступора. Дима стоит посреди комнаты со спущенными до колен джинсами. Нестерпимой тупой болью в яйцах кричит о себе тотальное перевозбуждение. Он потрусил в туалет. Пара-тройка возвратно-поступательных движений вдоль потно зажатого в кулаке, так и не использованного по назначению, члена, и болезненные конвульсивные спазмы выплескивают на белоснежный фаянс унитаза обильный бледно-белый дождь избыточного тестостерона.

Последний дюйм пленки с изображением очищающего потока из смывного бачка выскочил из кинопроектора воспоминаний Димы. Поразительно! Как мозг человека конвертирует время! Весь (далеко не премьерный) показ продлился какую-то долю секунды, пока он смотрел на матрас. И из событий прошлой весны он вновь возвращается в день сегодняшний.

Где оно? Где это долбаное дно пропасти различий между мужской и женской особью этого Homо "вне всяких сомнений" sapiens? Что любой гипотетический (и этот конкретный) ОН солжет на вопрос друга: "Что случилось? Почему вы вдруг разбежались?" Бесстрастная, как объявляющий посадку голос диспетчерши в громкоговорителе вокзала, статистика показывает, что абсолютное большинство ответит нечто навроде: "Знаешь? Своего я добился! Я ей вдул!" Дорисует еще одно разбитое сердечко на фюзеляже своего штурмовика, с удовольствием получит одобрительный хлопок по плечу: "Да! Альфач! Так ей и надо! Так им всем и надо!" Так Дима и поступил. А через пару часов в баре кончился кофейный ликер для его любимого Белого