Шрифт:
– Да! Стреляй, гандон! По мне в чеченских горах и не такие пидоры стреляли! Давай! Мне терять нечего! А вот тебе...
– он ткнул пальцем в Калача.
– Менты и врачи уже на подходе!
И в подтверждение его слов из за поворота, метрах в трехстах, появились синие проблески, а следом за ними завыла сирена. Лицо убийцы исказила гримаса досады и ненависти. Он кинул в ветерана бессмысленную бравурную фразу:
– Мы с тобой еще, матьтую, увидимся, стукач!
И через пару секунд уже завел двигатель, по дурости своей, пристегнулся и рванул с места, оставляя за собой шлейф резинового дыма. Серая "буханка" с красной полосой на борту тормознула у места аварии, "бобик" с синей полоской помчался в очень короткую погоню.
– Еще никогда, матьтую, Штирлиц не был так близок провалу! Хер меня возьмете, матьтую, гады!
– с азартом крикнул старик в несущейся, теперь уже одноглазой, импрезе и по привычке глянул в зеркало заднего вида.
На сидении опять сидел Васька. Встретив взгляд своего убийцы, он обнажил оба ряда желто-коричневых зубов, но губы его не остановились и медленно расползались дальше. На пунцовых деснах копошился рой маленьких белых личинок. Салон заполонил отвратительный смрад гнилых зубов и тухлого мяса. Из дырочки повыше правого, все так же мерцающего фиолетовым, глаза, струилась густая черная кровь.
Распаленный погоней водитель схватил с соседнего кресла пистолет и, обернувшись к нему, заорал:
– Да сдохни ты, матьтую, уже! Сдохни! Сдохни!
– каждый выкрик он сопровождал ударом по спусковому крючку. Он выпустил всю обойму в скрытый дорогим черным костюмом корпус мертвяка. Тот даже не дрогнул и продолжал брызгать вонючим смехом между сочащихся кровью челюстей и лишь ткнул пальцем вперед, мол: "Посмотри-ка на дорогу, друг!"
Сквозь заполонивший голову звон в ушах прорвался приближающийся слева гром пневмо-гудка. Калач посмотрел в пучеглазое, цвета хаки, лицо своей смерти, когда было уже поздно как-либо реагировать. Черный бампер знаменитой первой модели КамАЗа снес половину
От этого, матьтую, останется шрамик...
туловища Калача вместе с крышей кузова Субару. Если бы не ремень безопасности, возможно, исход был бы не таким плачевным. Добрая треть всей крови водителя вперемешку с ошметками костей, мышц и легких в момент расплескались по металлу и пластику. Какой-нибудь ценитель искусства, возможно, долго бы пытался угадать, кто же автор этих экспрессионистских мазков. Может, сам Поллок? Голова, плечи и руки, усеянные стеклянной крошкой, повалились бесполезной грудой на соседнее сидение. Если бы лицо Калача не раздробила решетка радиатора, то его посмертная маска (если бы нашелся кто-то, решивший удостоить его подобной чести), наверняка, вышла бы не самой умиротворенной. Улыбчивого пассажира на заднем сидении - как не бывало.
Армейский тентованный грузовик со скрежетом протащил по асфальту искореженные трупы японского универсала и русского уголовника метров десять до полной остановки и застыл в мелькающих синим огоньках подоспевшего уазика. Изжеванная пленка кассеты продолжала тягомотное звучание из нетронутых ударом правых динамиков: оркестр Гленна Миллера заиграл лунную серенаду.
На первом этаже, в подъезде дома, в квартале отсюда перед бесхозным колотым зеркалом стоял спортивного сложения молодой человек с окровавленным ухом. Он скрипел зубами и наблюдал, как дергаются его желваки: "Кто меня кинул? Старикан - только посредник. Кто меня кинул?" Внезапно глаза отражения сверкнули фиолетовым, а губы прошептали ответ. Испуганный юноша разбил зеркало куском арматуры, что сжимал в руке и выбежал в ночь.
В бесконечности звездного неба над городом злорадствовали неразличимые среди миллиардов светил фиолетовые огоньки. Все идет по плану.
Часть I
Глава I
2 сентября 2012 год. Город N .
*В-ж-ж-ж!*
*В-ж-ж-ж!*
Вишневый ламинат надрывался противным потрескиванием в ответ на вибровызов. Экран телефона ожил и озарил утренний полумрак комнаты. Сухая жилистая рука нащупала ненавистный источник и машинально сдвинула значок сенсора на сброс.
– Сегодня ж еще не на работу.
– бормотнул Дима и уронил голову обратно в сон.
Через секунду телефон опять призывно задрожал.
Все-таки не будильник...
На этот раз он нехотя двинул палец вправо и положил трубку на ухо:
– Але!
– нарушил тишину сонный голос и разнесся эхом по скудно обставленной комнате.
– Здравствуй, сме-е-е-лая птица!
– сымитировал интонацию робота с планеты Шелезяка до боли знакомый голос.
Дима улыбнулся, так еще и не открыв глаза:
– Спа-а-асибо, дорого-о-ой при-и-ишелец! Вы спасли-и-и ме-ня!
– Ха-ха! Здорово, козел! Спишь?
– Сень, ты тупой?
– вырванный из блаженства сна без сновидений, обиженный голос.
– Ладно, не быкуй, я по делу.
– Нет, серьезно, который час? Шесть?
– Я что изверг какой-нибудь, по-твоему?
Он выдержал паузу и с притворной виной в голосе добавил:
– Шесть пятнадцать.
– Заебись.
– Ну, чего? Не говори, что ты не соскучился за недельку! Ты же знаешь, я не переживу этого.