Шрифт:
– Знаю.
– сказал Дима.
– Сделаем.
– Вот и отлично.
– Серега хлопнул по коленям и встал.
– Как только сдаем обьект - сразу же... СРАЗУ ЖЕ! Едем ко мне, качаем флешку-другую отменного музла, берем навигатор, заезжаем в магаз за провиантом, и вперед по дорогам нашей необьятной, мать ее так, Родины...
– они переместились в тесную прихожую.
– Мне, в конце концов, тоже надо развеяться... Ложка есть у тебя?
– Куда?
– Дима протянул ему обувную ложку.
– Блядь, на Камчатку! Не тупи, Дим! В Сумерки, или как их там, ебаный ты кровосос!?
Дима открыл было рот, но слова увязли в подкатившем к горлу комке мокроты. Его друг все равно не дал бы ему ничего сказать:
– Молчи нахер, ясно? Я еду с тобой и точка.
– Но Василич и Славян...
– Походят в платке. У меня давно в бардачке лежит пара. Голубенькие такие.
Он защелкнул полный удивления рот Димы и протянул ему руку. Тот потряс ее. Их позы, вскинутые уголки ртов и прищур глаз претендовади на неплохую немую сцену из какого-нибудь нуарного фильма, но:
– С-спасибо, это... важно для меня.
– Важно для тебя - важно для меня. Зачем еще нужны друзья?
– Да... спасибо.
Они постояли так пару секунд. Последних секунд. Серега вышел из дома и из жизни своего друга, растворившись на своей витаре в потоке машин.
***
Дима смотрел на проплывающий за окном ЛиАЗа пейзаж. Кто-то при любом освещении видит его, как "бескрайние просторы русских полей", слегка прореженные лесополосой с "березками-моими-березоньками" и дымком из труб домов окрестных деревень. А кто-то, и Дима из их числа, видит лишь однообразную тоску, укутанную в тусклую дымку сумерек. И тоже при любом освещении. От родного города его уже отделяли добрые две сотни километров подобного ландшафта. Колеса автобуса лихо пожирали расстояние до столицы.
Делом пяти минут было зайти на страничку соответствующего ресурса, найти и заказать билет на ближайший самолет Москва - Кемерово. Еще минут двадцать на сборы. Рюкзак: бумажник, документы, джинсы, пара маек, носки, трусы, свитер, ветровка, фонарик и нож. Мало ли? Абсолютный минимум, чтобы добраться, а там - видно будет. Еды, если надо, и на вокзалах полно. И три часа... Три долбаных часа на то, чтобы справиться с этим мерзким, детским страхом. Страхом, что если кто-то узнает - обязательно попытаются остановить! И что у него не хватит решимости не остановиться. А потом - стыд. Всепоглощающий, отчаянный стыд, какой, наверняка, должны испытывать предатели, если в них еще осталось что-то от того, кем они были до факта измены.
Вот что управляло Димой, когда он рассылал эти противоречивые депеши на крыльях радиоволн перед тем, как, опять же, трусливо отключить телефон.
Как вам это?
" Мам, прости. Все, что я вспомнил... все, что я вам еще двенадцать лет назад рассказывал - все это правда! Не держу на вас зла за то, что не поверили. Звучит и правда бредово. И вы не держите зла на меня – я должен знать, что с ними все в порядке . Я вернус ь."
Или лаконичное?
"Папа, прости. Я должен. В конце концов, я - сын военного!"
А вот еще:
" Серега, прости. Я не могу иначе и тебя впутывать в это не в праве. Это мое дело. Мое и их. "Четверку" найдешь у автовокзала. Загляни под заднее сидение. Половину завези моим родителям. Сотку – Юле. Остальное - твое. Понимаю, что обижу этим тебя, и вас всех, но, возможно, это хоть как-то компенсирует. Не знаю, когда вернусь."
Шедевр, не так ли?
Не так! Потому, что шедевр - вот:
" Юленька, прости. Дело и вправду не в тебе. А может, даже не во мне... Прощай. "
Он вымучивал
Да ты хренов драматург, Дим...
сообщения одно за другим и сохранял, чтобы потом отправить их разом и, тем самым, сократить вероятность того, что кто-то успеет ответить, до минимума. Получилось. Телефон с последним вжиком сверкнул заставкой и погас. В следующий раз он оживет уже бесполезной вещицей и не здесь.
Дима вернул усталый взгляд за стекло автобуса и через пару мгновений уже спал. За четыре часа до этого, почти сразу после ухода Сереги, он все-таки открыл коробку. И все его сознание поглотил бушующий пожар. Возвращайся! Возвращайся! Пора домой! Домой!
Часть II.
Глава IV .
22 се нтября 1999 год. Россия. Сибирь.