Мама покончила с кофе и вроде бы окончательно успокоилась.

– Медсестры каждые три часа проверяли повязки и через день ты был уже только в гипсе - остальное сняли. Еще через четыре дня тебя полностью раскутали и перевезли к коматозникам. Почему-то ты никак не приходил в себя... Мы дежурили с папой день и ночь, чтобы не пропустить твое пробуждение. Время пошло на недели, а ты все не просыпался. Только иногда... бредил, что ли?

– В смысле?
– сын опять сел напротив мамы и отпил приторно-сладкий напиток.

– Ты бубнил одну и ту же фразу. Кажется, что-то вроде: пути...

– Пути г'азные - сег'дце одно.
– прокартавил Дима.

– Да! Что это значит?
– спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила.
– Только уже не картавил. Больше никогда с тех пор. В конце второй недели доктор сказал, что состояние у тебя уже давно стабилизировалось и беспокоиться больше не о чем, но когда ты очнешься - неизвестно. И мы перестали дежурить. Только вечером заходили. А потом, еще через неделю... Господи... только что заметила, что сахару переложила, фу!
– глотнула она кофе и, скривив гримасу, добавила.
– А потом все закончилось в два звонка! Первым был звонок дежурной медсестры часа в два ночи. Она сказала, что ты пропал...

– Пропал? Это как?
– перебил сын.

– Я не знаю!
– всхлипнула мама.
– Мы с отцом засобирались тебя искать и тут раздался второй звонок. В дверь. Открываю, а там...
– она зажала рот рукой. - о, Господи! Там - ты, босой, в синем больничном халате. В крещенские-то морозы! И такой: "Привет, мам! Салют, пап! Есть чего покушать?"

– Мам, так не бывает!
– сын подошел к ней, сел под ноги и заглянул в глаза.
– Это какой-то сценарий к дерьмовому фильму! Я такого вообще не помню, даже отдаленно.

– Конечно! Я что тебе, сказочница какая?
– всплеснула руками мама.
– Я говорю, как есть! После всего этого ты вообще изменился! На учебе тебя перестали дразнить за картавость. Ты стал... нормальным подростком! Да! Нашел друзей в школе, во дворе; музыкой, прости Господи, увлекся!

– И я не спрашивал, что со мной случилось? И вы...
– Дима ходил по кухне и сокрушенно жестикулировал.
– Да, что вы с папой, в самом деле, сами ничего не спрашивали у меня? Помню ли я чего-нибудь?

Мама вздохнула:

– Ты должен понимать, что мы пережили и как были рады, что ты, наконец, дома, жив и... Здоров - да! Какая, к черту, разница, что ты помнишь - не помнишь? Ты тогда сказал, что завтра же пойдешь в школу, а когда отец тебя тряхнул за плечи и сказал, что тебя сбила машина, ты рассмеялся и не поверил!

– Бред какой-то, мам! Как так то!? Вот так просто?

– Все лучше, чем ты ходил до того с кислой миной и страдал по Потемкам, да по Сашке с Машкой...

– Потемки! Точно! Вот как называлась деревня.
– просиял Дима и заоправдывался.
– Я все еще очень мало помню, мам. Особенно про...

Он хотел сказать про Дядь Колю и про льдинки, но настороженный мозг напрочь отказался передавать эту мысль в речевой центр. При этом Дима ощутил давно позабытый укол из юношества. Укол сыворотки "не-говори-предкам-все-равно-не-поймутина" от фармацевтической компании TeenPride inc.
– производителя "сделай-глупость-они-не-узнаютола". Мама, в общем-то, и не хотела ничего слышать:

– И хорошо! Сын! Димка! Забей, или как там у вас говорят? У тебя отличная квартира, с начальником все в поряде, ищи жену - не хочу! Когда я внуков-то подержу?
– спросила она, вскочив со стула.

– Да! Вот именно - не хочу! Знаешь? Один мой друг, а, по совместительству, начальник, часто говорит: "Все мы родом из детства..." Уж не знаю, чья эта фраза изначально, но мне кажется...
– он задумался на секунду.
– Кажется, что я оттого и застрял! Что у меня оттого и есть постоянное ощущение собственной... чужеродности всему этому, что ли? Потому, что я не помню откуда я родом, не помню детства. Я дерево, которое потеряло корень и не может понять куда ему расти! Я не могу тянуться к солнцу, потому что без привязки к земле меня мотает из стороны в сторону. А может, я вообще валяюсь трухой на земле и гнию давно, понимаешь?

Мама слушала и с умилением смотрела на свое дитя взглядом: "Какой же ты у меня еще глупыш!" Дима пожалел о своем откровении, интерпретировав этот взгляд, как: "Что за сентиментальщину ты мне тут заливаешь? Тебе - двадцать пять!" А когда закончил, она сказала шелковым голосом:

– Глупенький, да здесь ты родился!

Сын смотрел на нее с недоверием.

– Отец потому так долго и добивался перевода именно сюда. Он хотел вернуться домой.
– она рассмеялась.
– Нет, ты и впрямь глупыш! Как, по-твоему, здесь, в этом городе оказались твои бабушки и дедушки? Переехали вместе с нами?