Тихо шепчет маска маске,

Злая маска - маске скромной...

Третья - смущена...

(Александр Блок).

От Автора

Карнавалы - мероприятия, априори, очень весёлые, бесшабашные и шумные. А если они проводятся-гремят под яркими тропическими звёздами, то и вдвойне.

Громкая музыка, заливистый смех,разноцветный вьющийся серпантин, легкомысленные песенки, зажигательные танцы и маски, маски, маски, мелькающие везде и всюду...

Кто же скрывается-прячется под этими масками? Добропорядочные граждане и гражданки? Беззаботная и легкомысленная молодёжь? Мрачные злодеи и законченные ублюдки? Или же всякая и разная нечисть,упорно строящая своигадкие и коварные планы?

По-всякому бывает. Это в том смысле, что под задумчивыми Южными Созвездиями возможно практически всё...

Автор

Пролог, часть первая

Пашка Назаров (студенческое прозвище - "Рыжий"), любил приходить на еженедельные заседания клуба первым. Конечно, не один, а слюбимой женой Натальей (она же - "Птичка").

Но в тот памятный день упрямая и принципиальная Натка, отложив все личные дела "на потом", отправилась на пересдачу экзамена по буровой механике.

– Как же, "четвёрка", видите ли, уже не является желанной и приличной оценкой. Пересдавать, понимаешь, надумала, - подходя к трёхэтажному университетскому флигелю, ворчал Назаров.
– Хотя, с другой стороны, хочется человеку получить "красный" диплом. Ну, типа всенепременно, в обязательном порядке и из принципа. А также вследствие природного упрямства, доставшегося от славных предков. Вполне даже законное, логичное и благородное желание, если зрить в корень вопроса...

– Опередили тебя сегодня, Рыжий, - приветливо улыбнулась ему знакомая вахтёрша.
– Забрали уже ключики от входной двери.

– И кто же у нас такой шустрый?
– расстроено вздохнув, поинтересовался Пашка.

– Иван Палыч пожаловал. Причём, не один, - заговорщицки подмигнула старушка.
– А с одним высоченным, импозантным и симпатичным мужчиной. Вполне возможно, что и с американцем, у меня глаз, слава Всевышнему, намётанный.

– Спасибо, тётя Дуся, за ценную информацию...

Почему Назаров расстроился? Любил он бродить - в тишине и покое, не отвлекаясь на пустые разговоры, - по легендарному клубному музею, размещённому за отдельной дверью. Там, право слово, было на что посмотреть: деревянные Божки, каменные Богини, фарфоровые щербатые кувшины, покрытые разлапистыми чёрными иероглифами, глиняные черепки, медные и серебряные монеты, осколки и обломки метеоритов, загадочные карты и планы, нарисованные от руки, асбестовые отпечатки следов легендарного йети, кости и черепа динозавров, страхолюдные клыки доисторических хищников, обломки бронзовых кинжалов, наконечники стрел и копий, амулеты и обереги, цветные и чёрно-белые фотографии, натюрморты и пейзажи, кольчуги и шлемы средневековых воинов, ну, и так далее. Из знаменитой и нетленной серии: - "И Мир опять предстанет странным, закутанным в цветной туман...".

– Ладно, ничего страшного, в следующий раз поброжу, - неторопливо поднимаясь на второй этаж по выщербленной бетонной лестнице, пробормотал Пашка.
– Вместе с Птичкой, естественно. Да и Айшу с Томасом прихватим, им тоже будет интересно...

Приоткрыв высокую светло-бежевую дверь, украшенную маленькой табличкой со скромной, но доходчивой надписью - "Аномальщики", он прошёл внутрь.

В прямоугольном зале, предназначенном для проведения различных заседаний, совещаний и симпозиумов, благодаря включённым лампам дневного света, было достаточно светло. Пахло благородной средневековой стариной, засушенными полевыми травами-цветами и пыльным театральным занавесом.

В дальнем торце помещения была оборудована высокая трибуна, предназначенная для речистых докладчиков и пафосных ораторов. Рядом с трибуной располагались ровные ряды стареньких кресел - общим числом порядка шестидесяти-семидесяти. На правой стенке - между редкими стрельчатыми окнами - были развешены (без какого-либо стройного порядка), разноформатные портреты знаменитых путешественников, авантюристов, географов и писателей-фантастов: Колумба, Магеллана, Америго Веспуччи, Педро Альвареса Кабрала, Себастьяна дель Коно, братьев Лаптевых, Пржевальского, Невельского, Беринга, Седова, Крузенштерна, Жюля Верна, Беляева, Герберта Уэллса, братьев Стругацких.... А вдоль левой стены выстроились разномастные книжные шкафы и стандартные пластиковые офисные стеллажи, заполненные книгами, фолиантами, альбомами, картонными папками и скоросшивателями.

Возле крайнего стрельчатого окна о чём-то негромко - лениво и заинтересованно одновременно - переговаривались между собой двое мужчин.

Один из них - пожилой, чуть полноватый, седовласый и украшенный обширными залысинами - был ни кто иной, как Иван Павлович Лазаренко: доктор технических наук, член-корреспондент Российской Академии Наук, лауреат целого букета Государственных премий, профессор Национального минерально-сырьевого Университета "Горный" (в прошлом - Ленинградского Горного Института имени пламенного революционера Г.В. Плеханова), а также бессменный руководитель (на протяжении уже почти тридцати двух лет), студенческого клуба "Аномальщики".