– Ты один из последних людей, оставленных на этой планете. Но в отличие от остальных, ты не переменился для перехода и упорствовал в своих скверностях.

– Даже так, - прокомментировал кролик.
– Что ж, не буду отрицать, всё это звучит на удивление верно. Но под этим всем пушистым, и на удивление милым тельцем - ты же понимаешь - скрывается недюжинный ум, харизма и изобретательность. Я хитёр, смотрительница маяка, и неумолим, я буду пытать тебя своим взглядом день и ночь. И пусть эта коробочка для сна не обманет тебя и не смутит капуста на завтрак. Здесь, под это шерстью и ушками, скрывается не кроличий ум.

Кира смотрела на него, не моргая, а потом пошла прочь, заниматься своими делами. День ведь только начинался, а ей ещё предстояло так много наладить.

Вечером же на столике кролика ждал стакан тёплого молока и два шоколадных печенья.

Это не гости

Здесь, на высоте, всё шло иначе. Когда мир просыпался внизу, он казался медленным и неповоротливым. Тяжело отступали тени с прибрежных скал и уползали обратно в море, прятаться среди гигантских водорослей. Последние высотные дома насаживались на солнечные лучи подобно воинам на копья и стояли так, нерушимые, поросшие паутиной трещин, отдаваясь тишиной на всё, что происходило, и будет происходить под их слепым взором. Кролик помнил эти первые лучи и как они всегда резко добирались до его глаз, почти слепя.

Но здесь даже свет рождался другим. Здесь было больше движения, не смотря на то, что Маяк оставался изолированным от всего остального мира. К тому же смотрительница с самого утра степенно вышагивала туда-сюда и вроде бы его самого, то бишь кролика, не замечала.

"Я занята очень важным делом", так и говорила её прямая спина и вечно перебирающие над системой управления руки. Первые три недели ничего не изменилось, распорядок на Маяке установился с самого первого дня. В пять утра начинался подъём, и до рассвета тогда оставалось минут двадцать. Серая мгла редела, и кролик слышал, как смотрительница спускает ноги с кровати и ставит тяжело пятки на пол. Он не спешил выпрыгивать из свой коробки. Только длинные уши чуть подрагивали, и щурился глаз. Но Кире было всё равно. Она начинала двигаться как заведённые часы.

Пять утра. Кролик устало прикрыл глаз. Она поднимается, стук пяток. Неужели эта женщина не может двигаться не как раненный бегемот?! Вот она застилает кровать старомодным способом и берёт приготовленную загодя одежду. Привычные серые цвета, штаны - чуть темнее, светлее рубаха, затягивает волосы и топает в ванну. Бух-бух-бух, шаги становятся тише, и кролик закатывает глаза, после этого переворачивается на другой бок.

Отсюда не должно быть слышно, как шумит вода в раковине и хорошо. Теперь он переворачивается на спину, и смотрит в потолок. Эти двадцать минут, что она тратит на умывание и чистку зубов, он только и делает, что смотрит в потолок и выглядит почти что умиротворённо. Как будто во всём Маяке только он один и отступающие тени за пределами этого покинутого здания.

Никого и ничего, а потом снова звук шагов, на этот раз мягче. Дальше она уже ходит почти бесшумно, но ему не нужно выглядывать, чтобы узнать, что происходит на кухне. Чайник включен и скоро закипит, вода греется на кашу и кофе, от которого потом ещё долго будет пахнуть шерсть. Вот она полезла за солью и маслом, вот запахло ещё и жареными колбасками. Тут уж он соизволил сесть, как мог, и вскоре прошествовал на кухню.

– Что, снова синтетические?
– спросил кролик и одним махом запрыгнул на специально предназначенный для него стул.

– Последняя оставшаяся не людская органика на планете - это ты, - выговорила тогда с заумным видом Кира.
– Можем съесть тебя?
– Предложила она и кинула в вязкую кашу вымеренный до дотошности кусочек масла. Щепотку соли она до того наверняка тоже взвешивала, решил кролик. А ведь синтезатор у неё был хороший, да и запасов вещества наверняка хватит на добрую тысячу лет.

На планете больше не среди кого делить ресурсы. Кто здесь остался? Друзья, Центр, остатки человечества и одна смотрительница на границе с возвышением.

– Премного благодарю, моя тушка - это ценный проект Центра и не может быть переварена тем, кто обязан её холить и лелеять, - был надменный ответ. И всё же, он принялся за колбаски, грызя их с видимым удовольствием. Белые крепкие зубы работали исправно.

– Не холить и лелеять, - услышав последнее, кролик приостановился и Кира продолжила:

– А вовлечь в полноценную работу Маяка.

Он бы фыркнул, но что-то его остановило, и их глаза встретились над тарелкой.

– Может быть, это поможет тебе перейти в нужное состояние, - говорила меж тем Кира, умудряясь при этом есть, и не плямкать. Запястья у неё были широкие, и на одном кролик углядел перевязанный в несколько слов шнурок с болтающейся там побрякушкой.
– А может быть, и нет.
– Вдруг высказала она равнодушно мысль, которая ни в коем случае не должна была звучать вслух.

Тут кролик посмотрел на неё иначе, однако смотрительница выглядела до того вышколено безразлично, что он выставил вперёд зубы. Кто знает, может быть, в прошлой жизни это была бы насмешка.

– Моя задача не улучшать тебя, а обеспечить выполнение поставленных задач. Я не занимаюсь результатом - я обеспечиваю процесс.

– Стало быть, и над результатом ты никогда не задумываешься?
– спросил кролик.

– Это не моя задача.

– И я не твоя задача?

– Ты - элемент, вписанный в её выполнение.