Она протянула ему коробку с кексами, и он выбрал самый большой, да принялся его жевать, не забывая поглядывать по сторонам.

Кругом было пусто и безлюдно. Наверно, они первые... существа, ступившие на эти земли. Или же она, Кира, бывает здесь часто? С другой стороны, почему бы и нет, вон какое густое грозное море видится от обрыва и дальше. Закончив с первым кексом, кролик без приглашения деловито взял второй и откусил половину, оставив вторую гордо стоять на траве.

– Могло быть и вкуснее, - сказал он.

Кира фыркнула, иного она от него и не ожидала и тогда кролик, на которого подобно старому грубому другу налетел ветер, смягчился:

– В следующий раз я сам настрою синтезатор.

Ветер пробирался ему под самую шерсть и ерошил каждую волосинку, прямо как по коже гладил.

– Я раньше готовил,- сказал кролик и умолк.

Они оба смотрели вдаль и тогда, когда тишина уже стала лучше всего, раздалось:

– А что ты готовил?

– Еду!
– прозвучало отстранённое. А потом кролик заговорил быстро-быстро:

– Всякое, на самом деле. Внизу ещё осталось достаточно синтезаторов вечных моделей и запаса вещества в домах хватало. Иногда, конечно, я забредал в места, где всего уже не было давно и тогда приходилось ориентироваться на месте. Скажем, находить тут кое-что, кое-что там и соединять, раз у меня вышел зелёный омлет со вкусом арбуза, а раз пупырчатые колбаски.

– А вкус у них какой был?
– спросила Кира

– Асфальта и немного крови.

Кролик обернулся к ней и поглядел так с прищуром.

– Ты тут, наверняка, ни разу ни в чём себе не отказывала.

– Ты бы тоже себе ни в чём не отказывал, если бы не прятался по пустошам, - прозвучало уверенное.
– На очищенных территориях уже давно никого нет, последние люди в Центрах, ожидают своего часа Перехода. Либо же час Перехода ожидает их.

– Узнаю формулировки Друзей.

Смотрительница промолчала. Да и кролик не приложил никаких дальнейших усилий, чтобы её подразнить. Отчего-то всё стало другим, небо было слишком большим, а море - глубоким и этот дружелюбный холод, что ерошил его от лап до ушей.

– Руки, - не спросил, не то приказал он.

Кира опустила взгляд вниз.

– А что?- вопросил тот с эдаким невинным выражением лица.
– Это у тебя защитный костюм, вон курточка какая с нашивками центра и на молнии, старинная, я, к слову, всегда любил винтаж. Штанишки коричневые, ботиночки серые, а носочки под ними...

Тут уж Кира сдалась, вроде бы нехотя присела и протянула к нему руки. Приглашать дважды кролика не понадобилось.

– Может хоть куртку расстегнёшь, человеческое тепло, знаешь ли.

Однако тут уж она прищурилась и пришлось довольствоваться чем есть.

– У меня тоже были ботиночки и носочки, знаешь ли, - снова проворчал кролик, хотя сам уже успел пригреться и угнездиться у неё в руках, так что и уши опустил. Её торчащие из перчаток пальцы удобно обхватили его, не давая свалиться вниз.
– И курточка, только потяжелее твоей, совсем старинная. И вместо вот таких вот значков всяких прихлебателей и прочей информации, там был рисунок на спине.

Она молчала, но побеждённая его назойливым молчанием, вынуждена была спросить:

– И что же там было нарисовано?

– Рога и дорога, и роза. Они всё забрали перед трансформацией, даже ещё раньше. Обрядили в свою серую робу.

– Это восстанавливающая "кожа", она устраняет физические недостатки и справляется с лёгкими внутренними повреждениями. Тело перед трансформацией должно пребывать в лучшей форме.

– Ага, даже мой след от битого стекла со спины свели и бровь, так их мать, зарастили. Я уже не говорю про зубы.

– И что же тебе сделали такого с зубами.

– Мой сколотый зуб, он был мой и им было восхитительно кусаться.

Но тогда Кира сказала:

– Кого же ты им кусал?

Кролик примолк.

– Да уже давно никого. А вот тебе бы он понравился, кстати, ты любишь, когда тебя кусают?

При этих словах Кира разжала руки, и кролик полетел на землю. Однако ловко приземлился на все четыре лапы и выглядел при этом не сильно огорчённым. Дальние скальные вершины осветились розовато-золотым светом и пригнулась к земле невысокая трава, уже теряющая раннюю серость. Мир облекался в пёстрые краски. Однако от этого остров не стал ни более радостным, не показался он им и строже обычного. Здесь властвовала пустота и величие нетронутой природы, а кроме этого, лишь шум далёких волн да вышние завихрения нарушали царящий кругом покой.