Яновский Борис Георгиевич
Шрифт:
– Ты чего-нибудь сегодня ела? – спросил он.
Она молчала.
– Танюш, так нельзя.
Алексей положил свою руку поверх Таниной ладони, но она резко отдернула ее.
– Ай, оставь. «Можно – нельзя». – После она чего встала и ушла в комнату.
За окном шел дождь. В такт дождинкам, бьющимся о карниз, Казарин отбарабанил пальцами по плите какой-то марш и тоже пошел в комнату. Таня лежала на диване, уткнувшись лицом в стену.
– Ну что ты за мной ходишь по пятам? – Танин голос был совсем чужим. – Оставь меня.
Алексей собрал всю свою волю в кулак и, присев на диван, заговорил:
– Танюш, так не может дальше продолжаться. Очнись…
Она неожиданно вскочила и села рядом.
– Я очнулась. Я давно очнулась! И что? Что я увидела? Я увидела полную бессмысленность своего существования.
– Не понимаю, – соврал Алексей.
– Не понимаешь? – разозлилась Таня. – Да уж куда тебе! Ты вообще ничего не хочешь понимать!
Алексей знал, что возражать бессмысленно. Он лишь подпер подбородок рукой, отвернулся и стал покорно в очередной раз слушать обвинения жены.
– Ты не понимаешь, что я одна. Одна с утра до ночи. У меня была дочь, но я ее потеряла. У меня есть муж, но я его не вижу… Да! У меня есть отец, который боится со мной говорить, потому что, кажется, влюбился.
– Ну а Петр Саввич тут при чем? – не выдержал Алексей. – У Верки погибли родители, он ей помогает как может. Ведь они были его близкими друзьями.
Таня зло расхохоталась:
– Ха! «Помогает»! Того и гляди, скоро предложение сделает. Вот уж она удивится!
Начиналась очередная истерика. Казарин схватил жену за плечи и с силой привлек к себе.
– Танюш, по-моему, тебе надо успокоиться. И к тому же… к тому же у тебя есть я.
Против Лешкиной улыбки Таня не смогла устоять. Она затихла в его объятиях, затем подняла к нему заплаканное лицо.
– Эх, Лешенька, ничегошеньки ты не понимаешь.
– Так ты мне объясни. Я, конечно, как все мужики, туповат, но…
Таня смотрела на него пустыми безжизненными глазами.
– Такое не объяснить… Даже тебе… Кушать будешь?
На чердаке старого дома, несмотря на яркий весенний день, было темно и сыро. От тяжелых балок, набравших влагу за долгую и холодную зиму, тянуло холодом и пахло плесенью. Скрипнула ржавая дверь, и на чердаке появился человек.
Летная форма с капитанскими погонами ладно сидела на его крепкой, коренастой фигуре. Подойдя к окну, выходящему во двор университета, из которого также хорошо просматривался Александровский сад и Кремль, незнакомец поднял с пола ящик от комода, поставил возле заколоченного окна и сел. Закурив, он стал наблюдать сквозь щель между досками за тем, что происходило на улице.
В это же время Алексей Казарин стоял в сквере между Арсеналом и Первым корпусом, обдумывая ситуацию, сложившуюся за последние дни между ним и Таней. Хлопнула дверь подъезда, и на крыльце появилась Светлана с портфелем в руках.
– Алешка, ты что, заснул?
Прозевавший появление подопечной Казарин привычным жестом поправил гимнастерку и сухо поздоровался:
– Здравствуйте, Светлана Иосифовна.
– Слушай, ты что – обиделся? Так это ты зря. Кстати, Вася звонил, передавал привет. Очень удивился твоему новому высокому назначению.
По Светкиному голосу было трудно понять – издевается она или говорит всерьез.
– Светлана Иосифовна, вы опоздаете, – на всякий случай так же сухо произнес Алексей.
Света прищурила глаза, внимательно посмотрела на Казарина снизу вверх, отвернулась и быстро пошла к Троицким воротам. Неожиданно она резко остановилась и развернулась, так, что Лешка чуть не сбил ее с ног.
– Слушай, Казарин, если ты будешь вот так себя вести, я пойду к Власику или сразу к отцу.
– Слушай, Свет, пугай этим кого-нибудь другого, – спокойно ответил Алексей.
Они молча вышли из Троицких ворот, дошли до Кутафьей башни и свернули в Александровский сад. Казарин шел чуть позади, старательно вглядываясь в каждого прохожего. От всего этого он испытывал дикое раздражение. Сад, знакомый с детства, вдруг превратился в джунгли – за любым деревом могла подстерегать опасность.
И когда неожиданно из-за угла Манежа выскочил человек, что-то несущий за пазухой, Казарин схватился за кобуру. В руках появилась предательская дрожь, ноги одеревенели, и он замер, ожидая нападения. Но почти сразу Алексею стало стыдно за свой испуг: предполагаемый террорист оказался всего-навсего худощавым пареньком, а за пазухой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
– Казарин, – окликнула его Светлана, – ты что – аршин проглотил?
– Да нет, – попытался отшутиться Алексей, – сапоги тормозят…