Едва за гостьями захлопывается дверь, как мы одновременно выдыхаем и плюхаемся за стол. Норин откидывается на стуле. Мэри с грустью прокатывается вилкой по тарелке, а я нехотя раскрываю конверт, подаренный Меган. Внутри все переворачивается. Я боюсь, что второе проклятье окажется фатальным, и мне не удастся побороть его.

Достаю тонкий, черный лист и в нетерпении облизываю губы.

«Смертельно прекрасная Ариадна,

Ничто так не сближает мать и дочь, как общая боль.

Потому твое второе проклятье – проклятье Реджины Монфор-л’Амори.

В дни языческих праздников твои чувства обострятся, ты будешь не только знать, что ощущают люди, но и перенимать их боль, гнев, радость на себя, как ментально, так и физически. Пойми свою мать. Стань ближе к своей матери. Я знаю, ты хотела этого, и я исполняю твое желание.

Л.».

Откладываю письмо и недоуменно свожу брови: я ведь действительно не слышала о проклятье моей матери. Мне становится стыдно.

– Что там? – Спрашивает тетя Мэри и подается вперед. – Лукавый превзошел себя?

– Он решил, что будет лучше, если я получу то же проклятье, что и моя мама.

Норин выпрямляет спину, и ее черные брови смыкаются в полоску.

– Эмпатия?

– Что-то вроде того…, – передергиваю плечами и виновато морщусь, – я ведь даже не спрашивала…, ничего не спрашивала про нее.

– Ари.

– Нет, я должна была спросить. Но у меня вылетело из головы, я забыла.

– Все нормально, - успокаивающим голосом протягивает тетя Норин, - мы понимаем, слишком многое свалилось на нас в эти дни. И она понимает. Поверь мне.

– И как…, – неуверенно взмахиваю рукой в воздухе, – как это происходило? Мама не могла отличить чувства людей от своих собственных?

– По праздникам она пропускала через себя любые эмоции. – Отвечает Мэри. – У нее могли неожиданно глаза наполниться слезами, или открывалось носовое кровотечение.

– А носовое кровотечение почему?

– Не только ментальная связь, Ари, – тихо поясняет Норин, сгорбив плечи, – но и физическая. Если рядом кого-то били, ей было больно. Появлялись синяки, порезы …

Мне становится жутко не по себе, и я так сильно впиваюсь ногтями в край стола, что пальцы сводит. Небрежно киваю и усмехаюсь:

– Ну, не так уж и страшно. – Страшно. Очень страшно. – Переживу.

Повисает тишина. Норин подпирает ладонью подбородок, я впяливаю взгляд вперед и думаю о том, как бы выжить во время этих праздников; мало того, что я буду делать все, что мне прикажут люди. Теперь я еще буду и перенимать все их чувства ! С ума сойти.

– Может, наконец, поедим? – Неожиданно протягивает Мэри-Линетт.

Я прыскаю со смеху и нервно покачиваю головой. Вот это ужин , всем ужинам ужин. Тетя Мэри горела. Я проткнула себе вилкой руку. Лишь Норин осталась нетронутой, и то, Меган пообещала прикончить Джейсона, что, как мне кажется, не могло ей понравиться.

И что этот дьявольский мир взъелся на нас?

– Джейсон, – вдруг протягивает Мэри-Линетт, взмахнув рукой, – можешь проходить.

Я удивленно выпрямляюсь и вижу, как мужчина входит на кухню с запасного входа.

– Ты все это время был здесь?

Джейсон кривит губы. На нем коричневый плащ, слегка потертый снизу, водолазка и глаженые брюки, и выглядит это странно, но я почему-то думаю, что он принарядился для незабываемого вечера. Да и в руках у него бумажный пакет с вином.

– Начали без меня, – саркастически ворчит он, присев рядом со мной. Ставит на стол бутылку красного вина и проходится ладонями по прямым волосам. Норин наблюдает, как ей кажется, скрытно , но я замечаю искры, вспыхнувшие в ее небесно-голубых глазах. Н е могу не заметить.– Н екрасиво, дамочки, ведь это моя идея была с индийской кухней.

– Мы и не начинали…, – подает голос тетя Норин, но голос ее удивленный и глухой. Боюсь, она сама не знает, почему двигает губами. – Ждали главного гостя, Джейсон.

– Тогда давайте, наконец, поедим, – предлагает Мэри-Линетт, вздохнув, – после того, как я горела на вертеле, у меня разыгрался аппетит.

Мы одновременно усмехаемся с одинаковым грустным подтекстом и принимаемся за еду. Кто бы мог подумать, что семейные ужины – это так весело и незабываемо.

ГЛАВА 20. ВПЕРЕД «СОКОЛЫ».