– Ты должна еще кое о чем мне рассказать, Ари.

– О чем?

– О проклятье. – Она замолкает и наклоняет голову. Во мне тут же все сжимается. Не знаю, как подобная мелочь вылетела из моей головы. – Оно у каждой из нас есть.

– И в чем заключается проклятье Мэри-Линетт?

– Люцифер , – она произносит его имя очень осторожно и благоразумно, – рассказал тебе о восьми языческих праздниках?

– Говорил что-то. Но я ничего не поняла.

– Это известные нам празднования, но занесенные в иной список… Ежегодный цикл фестивалей, существующий у последователей Викки. Неоязычников.

– Любителей Пентаграммы? – Горько усмехаюсь я.

– Любителей Дьявола, да. Самайн, Йоль, Имболк, Остара, Белтайн, Лита, Лунаса и Мейбон. Это особенные числа для нас. Мы расплачиваемся в эти дни за то, что отдали ему свою жизнь, взамен получив силы. – Норин проходится пальцами по тату на моей шее.

– И каким образом расплачиваемся?

– Каждый по-своему. Мэри-Линетт в эти дни не может находиться рядом с людьми, у нее в голове так много информации, что ей становится плохо. Она ведь видит и слышит не так, как обычные люди. В эти праздники сила буквально вырывается из нее. Она уезжает.

– И куда?

– Туда, где нет людей и их голосов… У Мэри безобидное проклятье, Ари. Ей повезло. Способности лишь те в ней усиливаются, которые всегда у нее были; которые есть у всех людей, но просто в ней развиты с большей мощью. Она становится сильнее, лучше видит и слышит. Это сводит ее с ума. Ей больно, да. Но она справляется. Это не трудно, когда ей есть куда бежать, и где спрятаться. Иногда она даже остается дома и следит за мной.

– А…, – нерешительно пожимаю плечами, – а какое у тебя проклятье?

Норин неуверенно улыбается и выпрямляет спину. Ее тень накрывает мое лицо. Она отходит в сторону, наливает себе воды и тихо произносит:

– В отличие от многих ведьм, мое проклятье не связано с моей способностью лечить, Ари. Но оно связано с моим прошлым, что делает его таким опасным.

– С твоим прошлым?

Она кивает. Отпивает воды и улыбается, скрывая за этой эмоцией печаль и страх. Он проскальзывает мимолетной искрой в ее небесно-голубых глазах.

– Я впервые встретилась с Люцифером, когда была младше тебя на год или на два. К тому моменту, я успела разбить немало сердец, но при этом, мое сердце было нетронутым. Оно было черным , потому что ничто его не трогало. Мне нравилось смотреть на то, как…

Норин запинается и поджимает губы. Ей сложно говорить.

– Норин, ты ведь была совсем молодой, – неуверенно улыбаюсь я, – это нормально.

– Нет, ненормально… Человек, не ощущающий ничего при виде страдания других, не человек вовсе, Ари. Дьявол пришел за моей душой, но вот была ли она у меня? Я думаю, я именно этим и привлекла его внимание, я сопротивлялась, но была на него похожа.

– Мама сказала, ты до последнего боролась.

– Я до последнего верила, что чернее моя душа стать не может! – На выдохе отрезает Норин и взмахивает рукой. – Я ошибалась, конечно. Потому что как только ты начинаешь во что-то верить, это что-то с невообразимой скоростью ускользает от тебя.

Тетушка отставляет стакан и проходится по кухне, осматривая стол и приборы. Разве она может быть безразличной к страданиям? Не верю. Она сдержана и молчалива. Но она не равнодушна к чувствам других людей.

– Я думала, мне никто не нужен. И чувства не нужны. И тогда Люцифер подарил мне это заветное одиночество, назвав меня «черной вдовой». Ты слышала о таком?

– Да, но…

– Человек умрет, если полюбит меня. Это весьма мешает найти вторую половину, так ведь? Да. – Норин кивает сама себе. – Определенно.

– Послушай, – поднимаюсь из-за стола и решительно подхожу к тетушке, – Люцифер не о твоем прошлом думал в этот момент, а о твоем будущем. Он не хотел, чтобы кто-то с тобой был рядом. И тут дело совсем не в твоем сердце.

– На праздниках я не могу себя контролировать , Ари. Он проникает мне в голову и в мои мысли, он пытается сломить меня, чтобы я вышла на улицу, причинила кому-то боль.

– Но ты ведь не делаешь этого.

– Нет. Но только потому, что Мэри запирает меня в подвале, где я провожу долгие и самые трудные часы в своей жизни, пытаясь отвоевать собственный разум.

– И у тебя получается. – Едва слышно шепчу я, крепко сжав ее за руку. Мы смотрим друг другу в глаза, и я нерешительно улыбаюсь. – Ты ведь сильная, тетя Норин.

– Я сильная лишь тогда, когда его нет рядом. А он всегда со мной.

– Сейчас его здесь нет.

– Страх, как и искушение обрести покой , велик , моя дорогая.… И потому даже когда его нет, я думаю о том, что будет, когда он придет.

Я расстроенно поджимаю губы, а Норин вскидывает подбородок. Она неожиданно в ту же секунду становится прежней , спокойной Норин, которая не жалуется, не делится ни толикой эмоций. Она поправляет волосы и выдыхает.