Истанвил — оккупированный город, это я увидел издали. Слишком много людей с оружием в руках еще у ворот, а когда мы проехали под аркой, то на каждом перекрестке наши воины в полном вооружении, злые и надменные, и хотя мечи в ножнах, но поглядывают строго, ибо я, уезжая, велел почаще давать понять местным, что не потерпим ни малейшего сопротивления.

На главной площади толпа, на помосте человек с бляхой, бейлиф, по-видимому. В обеих руках длинный свиток указа, читает громким и внушительным голосом, вокруг него такая плотная толпа, словно собрались смотреть на казнь, только это праздничное зрелище собирает столько народу.

Я придержал Зайчика, Бобику велел держаться тише мыши и напряг слух.

До меня донеслись слова:

— Никакой шериф или бейлиф наш или кто-либо другой не должен брать лошадей или повозки у какого-либо свободного человека для перевозки иначе, как с согласия этого свободного человека.

Одна мера вина пусть будет по всему нашему королевству, и одна мера пива, и одна мера хлеба, именно истанвилская четверть, и одна ширина крашеных сукон и некрашеных и сукон для панцирей, именно два локтя между краями; то же, что о мерах, пусть относится и к весам.

Неподалеку от меня один мужик ткнул в бок другого и сказал возбужденным шепотом:

— Слушай, сейчас будет самое важное. Я уже третий раз слушаю!.. Красотища…

Бейлиф читал так же громко и важно:

— Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его и по закону страны.

Мужик ощутил за спиной что-то огромное и грозное, оглянулся, вздрогнул, тут же сорвал шапку и низко поклонился.

— Простите, ваше высочество, мы вас не видели…

Я отмахнулся.

— Пустое. Как вам мой указ?

Он посмотрел на соседа, что стоит рядом с открытым ртом и выпученными глазами, спросил с сомнением в голосе:

— Под свободными имеются в виду благородные люди… или… все?

— Благородные люди нередко оказываются неблагородными, — напомнил я, — а вот люди неблагородного сословия иной раз совершают благороднейшие поступки, на которые далеко на все рыцари способны.

Он тоже вытаращил глаза и проговорил потрясенным шепотом:

— Ох… что же теперь будет?.. Это же такая каша заварится…

Я посмотрел на него строго.

— Оккупационная армия, дорогой друг, самая надежная мера от беспорядков. Особенно если превосходит все войска местных лордов в восемнадцать раз!.. Никто и не пикнет.

Он посмотрел еще раз на соседа, что так и не может прийти в себя от того, что грозный лорд разговаривает с ними, простолюдинами, вот так просто, и сказал, гордясь своей смелостью:

— Потому что, если кто пикнет, его удавят прямо в родовом гнезде?

Я кивнул.

— Совершенно точно. Даже не дадут выехать за ворота замка. А ты учитывай и другим всем скажи, что я лорд не только для знатных, но и всех-всех! И что перед законом все равны… в самом деле. Скоро в этом убедятся.

Бейлиф продолжал читать громко, выкрикивая отдельные слова для важности и усиления значимости:

— Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Ламбертинии и въезжать в Ламбертинию, и пребывать, и ездить по Ламбертинии, как на суше, так и по воде, для того чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины, за исключением военного времени, и если они будут из земли, воюющей против нас…

Я пустил Зайчика мимо, дальше пронеслись галопом вдоль забора до ворот сада, окружающего комплекс зданий дворца.

В саду пусто, никто не прогуливается по аллеям, чувствуется, что город оккупирован вражеской армией, которой на глаза лучше не попадаться.

Едва мы приблизились к главному зданию дворца, Бобик ринулся в открытые ворота и пропал. Стражи только проводили его обеспокоенными взглядами, но их начальник довольно оскалил зубы.

— А мне нравится, — сказал он откровенно, — когда он пугает ламбертинцев… Ваше высочество, прикажите хоть что-нибудь!

Я соскочил с Зайчика, никто не успел подбежать и ухватить повод, слишком я появился неожиданно, но арбогастр остался на месте и только рассматривал стражей пугающе внимательно, словно выбирал, которого начнет жрать первым.

— А вот не стану, — ответил я злорадно. — Ладно-ладно, сэр Коллинз, не надо хмуриться. Скоро все изменится.

— Еще бы, — ответил он с надеждой, — вы же теперь здесь!

Один страж сказал с некоторым испугом:

— Да, теперь начнется…

Второй добавил: